Леся Рябцева - Эхо Москвы. Непридуманная история

А. ВЕНЕДИКТОВ: А ложечку не жалко?

Л. РЯБЦЕВА: Серебряную?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вынули…

Л. РЯБЦЕВА: А это моя ложечка была, мне ее всунули при рождении. Это уже другая история.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не жалко?

Л. РЯБЦЕВА: Нет, абсолютно, нисколько. Не было вопроса размена: или серебряная ложечка… Уютная комфортная жизнь, слушать своих родителей, и все будет хорошо – это была бы не я. Это было бы то, что мне навязали стереотипами, воспитанием, мышлением, но это была бы не я. Я всегда была другой. Мне кажется, на «Эхе» есть эта возможность свою «другость», инакость показать, перевернуть, развить. Опять же мне просто повезло, что я перестала быть функцией, вы меня заметили, и я стала заметной.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Надо признать, что я тебя заметил через два года только. Надо это сказать.

Л. РЯБЦЕВА: Больше, больше.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Больше?

Л. РЯБЦЕВА: Три года. То есть я была продюсером два с половиной года, потом я стала уже стажироваться на помощника. Это просто как-то все вместе щелкнуло, это одновременно произошло. Но я понимаю, что нигде бы я так не развилась, как на «Эхе».

А. ВЕНЕДИКТОВ: А для тебя «Эхо» – это СМИ?

Л. РЯБЦЕВА: Нет.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А что это?

Л. РЯБЦЕВА: «Эхо» – это люди.

А. ВЕНЕДИКТОВ: На том и совпали.

Л. РЯБЦЕВА: Это огромный институт, облако, летающий остров, в котором есть все. Это микрокосм, в котором есть свои философии, свои негласные и гласные правила, свое поведение, свои разговоры, свое СМИ несомненно, свое радио и свой сайт, свои проекты. Даже судя по тому, что я делаю на «Эхе», когда я начинаю кому-то перечислять, это и книги, это и эфиры (и прямые, и записные), интервью, разные форматы, это придумывание, это названия, это какое-то сумасшествие с партнерскими отношениями, на сайте что-то. Это же бесконечная вообще вселенная, мне кажется. Это не СМИ.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И когда это схлопнется, ты..?

Л. РЯБЦЕВА: Не знаю, черная дыра образуется – соответственно, выхлопнется что-то другое.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Конечно. Уж точно не надгробие.

Л. РЯБЦЕВА: Нет. Слушайте, я не…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я тебе возвращаю твой вопрос. Ты думала, я это пропущу?

Л. РЯБЦЕВА: Абсолютно я это понимаю, я к этому готова. Я не ассоциирую себя на всю жизнь с «Эхом», само собой. То есть для меня нет такого, что на надгробии у меня будет написано «Эхо Москвы» – и все. Кстати, я смотрю на своих коллег, которые старше или не сильно старше, и я не понимаю, как можно работать на одном месте 17 лет, на одной и той же функции.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Смотри на меня.

Л. РЯБЦЕВА: Нет, ваша функция меняется ежедневно, ежечасно, я бы сказала. И настроение за окном на вас отражается, в отличие от функций, которые сидят по кабинетам в коридоре. Это не в обиду им сказано. Это о том, что есть люди, которые могут быть исполнителями, и очень хорошими. А я не умею так. Поэтому я уверена, что… Я-то никуда не денусь. И те возможности, которые открылись, никуда не денутся. Тот микрокосм, который меня уже заразил и затянул, никуда не денется. Те проекты, которые уже запустились или будут запущены, никуда не денутся. Будут ли это те же «Дилетант» и «Эхо», неважно, будут ли это новые «Эхо» и «Дилетант», будет ли это вообще что-то кардинально новое – это бесконечная поляна, которая не пугает. И ты, наоборот, встал и пошел пахать. Это ощущение бесконечных возможностей и бескрайнего просто кайфа от того, что нужно что-то еще делать, еще.

У меня нет жизни до и после. Нет мысли: «Чем же я буду заниматься после «Эха Москвы»? О боже, что же случится со мной?» Этого вообще нет. Я, наоборот, хочу в какой-то момент дорасти и выпрыгнуть из этого. То есть как бы одной ногой остаться, потому что уже никуда не денешься, но делать что-то свое – делать свои проекты со своим главным редактором, со своим СМИ и микрокосмом.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Не понял. Еще раз.

Л. РЯБЦЕВА: Стать главным редактором своего СМИ, своего микрокосма.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А, я просто не расслышал. Создавать свой микрокосм.

Л. РЯБЦЕВА: Да, абсолютно. Такой же больной на голову, как у Венедиктова.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А не подавишься?

Л. РЯБЦЕВА: Нет, конечно.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Почему «нет»? Почему ты думаешь, что не подавишься?

Л. РЯБЦЕВА: Ложечку вытащила, а место под ложечку осталось, вы знаете. Поэтому…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Стоп, стоп, это концовка. Стоп, стоп, это концовка!

АЙМУРЗАЕВ

21 марта 2008 г.

В апреле 2006 года я увидел объявление на сайте: был такой баннер – «Вакансия корреспондента на «Эхо Москвы». Нужны были мужские голоса. Я «кликнул» на этот баннер, и открылось задание. Нужно было написать о себе: небольшую анкету, фотографию, чем занимался и т. д. И нужно было выполнить одно задание, которое придумала Марина Королева: нужно было написать небольшой репортаж по мотивам стихотворения «Наша Таня громко плачет: уронила в речку мячик». Ну, я и написал, естественно. Что тут сложного?! Хотя надо понимать, что в информационном материале все ограничено. У меня получилось (насколько я помню, хотя не смог найти дома в компьютере этого письма, но здесь где-то есть) на две страницы, наверное, репортажа о том, как Танечка сидит на берегу Москва-реки, подъезжают какие-то спасатели, МЧС, начинают этот мячик вынимать, нацпроект какой-то. В общем, бред абсолютный. Но – вызвали! Через две недели, по-моему, мне позвонили и сказали: «Мы с «Эха Москвы» и хотели бы Вас увидеть». Ну, хотите – хорошо. Я прихожу, и лежат бейджики с именами, и мои имя и фамилия написаны правильно. Это уже хорошо!

И началась такая селекция. Нас было, наверное, человек 15 в том призыве. Сначала с нами разговаривали, спрашивали, знаем ли мы, где живем, кто у нас президент, кто у нас премьер, слушаем ли мы «Эхо».

Потом демонстрировали нам всяких звезд эховских. Вот, Бунтман молча зашел. Пока рта не открыл, мы же не знали, что это Бунтман, а он стоит молча и нас изучает. Ганапольский! Ну, Ганапольского и за закрытой дверью слышно было, когда он заходил (мы в гостевой все сидели). С нами разговаривали, давали какие-то задания: сделать материалы небольшие, расположить новости (нам давали такие с ленты распечатки) в порядке приоритета: что важнее. Спрашивали, какие газеты мы читаем, вообще читаем ли мы какие-нибудь газеты. «Не читайте советских газет!» Я честно сказал, что не читаю советских газет: в Интернете новости смотрю.

Марина Королева все фиксировала. Это был первый тур. Потом меня вызвали на второй. Нас уже было не 12, а 8, положим. Потом был третий. И нас осталось четверо. 4 человека, которые должны были прийти. Там много было смешных моментов на всех этих промежуточных собеседованиях, когда мы писали материалы в записывающей нашей девятой студии маленькой. Стоял Володя Варфоломеев. Вы знаете, какой у Володи Варфоломеева голос! Обзавидоваться! А я пришел, он у меня был еще более писклявый, чем сейчас. И я сижу, читаю что-то, как пономарь. И мрачный Володя говорит: «Вы тут должны рассказывать новости, как будто перед строем солдат стоите». А я не смогу при всем желании, даже если буду по 2 пачки сигарет в день выкуривать, таким голосом разговаривать. Но – ничего. Было много забавных моментов. В том числе – связанных с моим именем. Я хотел ответить, если позволите. Я подсмотрел на сайте вопросы. Один наш слушатель спрашивает, как мое имя правильно произносить. Он считает, что правильнее произносить с двумя «а». Знаете, вот точно так же считает Алексей Алексеевич Венедиктов, который называет меня Саакен.

А главное, чем оправдывается! Оправдывается тем, что у него много армянских друзей. Но, знаете, там вообще есть такой корень – в имени Саакян. Но ко мне это не имеет ни малейшего отношения. Сакен – с одной «а». Я всегда говорю: запомните как «саке» – водка – и букву «н» добавьте в конце. И все хорошо будет. Слово это вообще арабское, переводится как «сосед». Фамилия моя Аймурзаев. «Ай» – это совсем не приставка, не надо ее писать отдельно от остальной части фамилии, как кто-то на сайте пишет.

«Ай» означает луна. Это самостоятельная часть моей фамилии.

Что касается моего имени, кстати! Как только я пришел, уже, видимо, было понятно нашим магистрам, которые нас отбирали – Марине Королевой и Владимиру Варфоломееву, – что, может быть, я и приду на «Эхо». Володя мне сказал: «Тебе надо менять фамилию. Нельзя с такими фамилией и именем на радио. Вот представь: бабушка жарит оладьи на кухне и слышит – «Сакен Аймурзаев». У нее от одного этого оладьи из рук выпадут!»

Я прошел всю дедовщину, я все прошел. Первый VIP, как мы называем, человек – крутой ньюсмейкер, с которым я разговаривал, был Борис Абрамович Березовский. Это было непросто. Да, я это делал. Но делал недолго. 2 или 3 недели всего. И потом сразу в корреспонденты. Я помню первый мой материал, который звучал в эфире «Эхо Москвы». Помню, что он вышел 6 июня 2006 года и был посвящен тому, как в разных странах отмечают «666». Я это рассказывал в «Большой программе «Эхо» в два часа. Это была моя первая пленка. Потом пошло-поехало. Я много делала опросов. Там на сайте спрашивали: «Как Вам личное общение». Знаете, я делал еженедельные опросы для программы «48 минут». Где-то год, наверное, их делал, так что наобщался со слушателями. И лично. И здесь мы с моим другом Тишей Дзядко вели программу «Супервласть», так что со слушателями наобщались.