Сергей Гаврилов - Остзейские немцы в Санкт-Петербурге. Российская империя между Шлезвигом и Гольштейном. 1710–1918

Горька судьба реформатора в России, это вам могли бы подтвердить и Чубайс, и Гайдар. Вот так, стараешься, стараешься… Петр дал, а Екатерина отняла… Обидно, что с подачи своего же, герцога Голштинского. Чтобы как-то подсластить пилюлю, Екатерина I назначила Генриха Фика на должность вице-президента Коммерц-коллегии: раз камералист, то докажи на деле, что ты можешь на практике увеличить доходы казны «без отягощения подданных». А заодно и свои собственные. Фик доказал. Как сообщил Гельбиг, известный собиратель сплетен XVIII века, «его стараниями…ежегодный таможенный доход увеличился на 200 000 рублей»[20]. Он обладал несомненной коммерческой хваткой. Даже в сибирской ссылке, которая ему предстояла, занялся Фик торговлей и использовал для целей коммерции своих охранников.

Исключительная роль принадлежит Генриху Фику в послепетровских перестроечных комбинациях властных структур в России. «Мысль о необходимости учредить, для завершения коллегиальной реформы, „Высокий тайный совет", высказана была Фиком еще в 1723 году, в записке, поданной в сенат 9 ноября. Игравший в замысле верховников видную роль кн. Д. М. Голицын находился до известной степени в этом деле под влиянием Фика… Фик внушил ему, по собственному заявлению, расположение к лифляндским правам и привилегиям и к шведской олигархической конституции»[21]. Речь шла о копировании административной структуры непосредственно из Гольштейна, где Верховный тайный совет нес на себе функцию канцелярии премьер-министра, а его председатель Хеннинг Бассевиц был фактическим руководителем страны при номинальном главе государства в лице герцога. По идее Г. Фика, Верховный тайный совет в России создавался для герцога Голштинского в качестве премьер-министра при императрице Екатерине I. «17 февраля Макаров объявил в Верховном тайном совете, что „ее величества соизволение есть, дабы его королевское высочество герцог Голштинский присутствовал в (Верховном тайном) совете, когда ему донесут, что бытность его потребна…" 23 февраля герцог явился в заседание Совета и просил о занесении в протокол заявления его, что он хочет быть принят в Совете как член и товарищ, что он не хочет и не может один сам собой ничего определять и брать на себя, но желает вместе с другими членами советом и делом служить благу ее императорского величества и общему; герцог просит членов Совета при каждом деле объявлять свободно и откровенно свое мнение, что будет ему особенно приятно, тем более что он в русских делах еще неопытен. Как бы то ни было, однако герцог, как член царского дома заняв первое место, оттеснил светлейшего князя на второе»[22]. Не хочет и не может один сам собою ничего определять и брать на себя… Представляю, как всполошился светлейший князь Меншиков. Всплеснул, наверно, руками, приговаривая: «А не много ли ты на себя берешь?»

А. Д. Меншиков.

Анна Иоанновна.

Идея прижилась и, как часто бывает, пережила непосредственный контекст своего возникновения. Подброшенная Г. Фиком российским вельможам идея ограничения самодержавной власти в пользу олигархического совета, столь умело утвержденная в Швеции в 1720 году путем ликвидации несговорчивого Карла XII, стала отправным пунктом замыслов по ограничению самодержавной власти монарха некими кондициями, то есть условиями, на которых члены Верховного тайного совета пригласили в 1730 году Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую, на русский престол. «Составленные верховниками ограничительные пункты Фик читал вслух в своей коллегии, в присутствии чиновников, и радовался, говоря, что „российская империя ныне стала сестрицею Швеции и Польши"»[23]. Читал вслух… Эхе-хе. Как говаривал господин Фамусов: «Вот молодость!.. читать!.. а после – хвать!..». Анна Иоанновна пообтерлась в столице, затем кондиции публично разорвала, а тех, кто их поддержал, признала изменниками. За факт публичного чтения и похвалы кондиций Фика арестовали, осудили на «вечную ссылку» и отправили так далеко в Сибирь, что для его освобождения после воцарения Елизаветы только на поиски сосланного ушло почти два года. Наверное, тогда Генрих Фик горько пожалел, что дал себя уговорить и принял «тяжкое обязательство остаться навсегда в России»…

Елизавета Петровна возвратила Генриха Фика из ссылки и вернула ему конфискованные поместья в Эстонии. «Дэн Сяо пин» петровских административных реформ и «серый кардинал» царствования императрицы Екатерины I в новую эпоху уже не вернул себе прежнего положения. Он поселился в замке Оберпален и занялся любимым занятием – коммерцией: основал несколько производств, включая мануфактуры по производству крахмала, стекла, выделыванию кожи. Замок зажил при нем новой жизнью, далекой, прямо скажем, от рыцарской старины и аристократических устоев.

Руины замка Оберпален (эст. Пыльтсамаа). Июль 2010 г. Фото автора.

Но камералиста век недолог. Тем более в России. Генрих Фик скончался в Оберпалене в 1750 году. От брака с Хеленой Крузе имел 5 дочерей. Они удачно вышли замуж и стали основательницами по материнской линии нескольких династий эстляндского и лифляндского дворянства – фон Фитингоф, фон Лилиенфельд, фон Бок. Поместье Оберпален он разделил между двумя младшими – Кристиной и Авророй. Внук Авроры Фик, в замужестве майорши Лау, Александр Владимирович фон Паткуль станет другом детства императора Александра II и будет состоять в должности обер-полицеймейстера Петербурга в начале 1860-х годов. Замок Оберпален в 1790-х годах перешел в собственность графа Бобринского, а от него – к князьям Гагариным. Они владели поместьем и замком вплоть до образования независимой Эстонской республики и реквизиции земельной собственности эстонскими властями в 1919 году. Дворец и церковь в замке были разрушены в ходе боевых действий в 1941 году.

Е. Лансере. «Петербург в начале XVIII столетия».

Верховный тайный совет как соперник самодержавия не долго продержался. Другое детище Генриха Фика оказалось долговечнее. Коллегии существовали в России как самостоятельные учереждения почти сто лет – до эпохи Александра I, а позднее стали частью управленческого аппарата министерств.

В соответствии с рекомендациями Генриха Фика, царь «по примерам других христианских областей Всемилостивейше намерение восприяти изволил… надлежащие государственные коллегии учредить. А именно: иностранных дел, камер-, юстиц-, ревизион-, воинскую, адмиралтейскую, коммерц-, штатс-контор, берг– и мануфактур-коллегии». 10 штук. С Сенатом и Синодом будет 12 – вместо 44 приказов в допетровскую эпоху. Иначе как административной революцией и не назовешь! Одни названия какие важные – штатс-контор! Берг– и мануфактур! Секретные данные, которые Фик добыл и вывез из Швеции якобы с риском для жизни, эти пресловутые «несколько сот регламентов и разных ведомостей», касались прежде всего структуры и штатного расписания коллегий. «Каждая из них состояла из присутствия и канцелярии… Присутствие составляли: президент, назначавшийся самим государем, вице-президент, назначавшийся Сенатом, 4 (иногда 5) советника и 4 (в некоторых коллегиях 5) асессора… Президент, главное лицо в коллегии, был обязан прежде всего наблюдать за немедленным исполнением указов государя и Сената, однако он не имел права предпринимать какие-либо решения без согласия прочих членов, „понеже коллегии устроены для того, дабы каждая с совету и приговору всех своей коллегии делала". Присутствие собиралось в специально предназначенной для этого комнате, посреди которой стоял покрытый сукном и украшенный зеркалом стол; на одном конце его сидел президент, а справа и слева от него размещались прочие члены по старшинству; за особыми столами сидели секретарь и нотариус… Начальником канцелярии в коллегии был секретарь, принимавший все просьбы и составлявший важные документы. Кроме него в канцелярии находились: нотариус, актуариус, переводчик, регистратор и несколько низших чиновников. Первый составлял протокол всех дел, решавшихся в коллегии; в обязанности второго входило ведение журнала всей поступающей документации и заведование хозяйственной частью; третий переводил с иностранных языков и, наконец, последний вел всю документацию, для чего имел две книги: одну – в которую по окончании года вносилось содержание всех решенных дел, и другую, так называемую регистратуру, делившуюся, в свою очередь, на четыре книги»[25]. Бесценные, в общем, сведения добыл Генрих Фик с риском для жизни. Взять хотя бы вот этот стол с зеленым сукном и четыре книги…