Ольга Кучкина - Мальчики + девочки =

Заворачиваешь за угол —

завораживает дерево,

за другой – другое дерево

мессою органной грянуло.

Здесь царят такие гранулы,

из которых бьет созвездьями —

полотно бы, кисти-краски бы

написать цветущий воздух.

Как огромны эти сферы,

где на ветках голых серых

лиловеют крупно розы,

словно яблоки они же.

Как бесстыдно их явленье,

как торжественна их поступь,

все распахнуто и страстно,

и такой калибр безумный.

Я верлибром торопливым

или прозою заемной

на клочке бумаги мятой

занесу себе на память:

песнь

торжествующей

весны.

И ее напевчик следом:

как дикая магнолия в цвету…

Вот вопрос старинный, вечный:

в чьи же яблоки глазные

жаждет перетечь природа,

так выкладываясь мощно?

Прочла ему по телефону – обрадовался и попросил подарить текст.

Ходила в «Армори», в свой офис, звонить. Суббота – в «Армори» ни души. Вот тебе военное здание: открыто всегда. Оно такое огромное, с такими сложными проходами и переходами, что всегда есть опасность потерять человека – оттого, видимо, его никогда не запирают. Отправилась ближе к вечеру, когда жара немного спала. Шла туда – quad переполняла отдыхающая публика: валялись на траве, играли в регби, читали, молодые японские мамы катили детишек в колясках, прошла мусульманка в черном, с одной только прорезью для глаз, напомнив Норд-Ост. Обратно – почти никого. Небо было еще светлосерое, и я почему-то вспомнила Здесь под небом чужим я, как гость нежеланный, слышу крик журавлей, улетающих вдаль… Шла и пела самой себе. (Нежность такой неизбежности, нежность такой невозможности, нужность неслыханной нежности, просьба об осторожности). И это тепло, и безлюдье, и зеленая трава, и цветущие деревья, и мелодия тысячелетней давности – все сошлось ни с того ни с сего для того, чтобы сказать: запомни, как ты была счастлива.

Я возвращаюсь к себе улицей с названием Эльм . Помнишь, что такое огни Святого Эльма? Несуществующие огни. Дальше пересекаю улицу с похожим на итальянское названием Буона Виста . В двух шагах мой дом.

Целую.

17 апреля

Милый, Бобышевы пригласили на дневной концерт в Кран нерт-центр. Играл джаз, который называется Medicair . Так именуется американская программа здравоохранения. Смысл, верно, в соединении возраста джазменов и целей, которые они ставят. И достигают. Возможно, когда-то, когда они начинали, они были молодыми. Сейчас им по семьдесят-восемьдесят. Очень милые, с животами, редкими волосами, плохо ходят, плохо видят (один пианист вовсе слепой), но играют превосходно. Их человек двадцать, разбавлены тройкой-пятеркой молодых. Они начали с «Когда святые маршируют», а продолжили блюзами и всякими прочими джазовыми хитами. Народу была тьма. В основном того же возраста. Джазмены – люди местные, потому их хорошо знают и принимали восторженно. Они отыграли полтора часа, сделали перерыв и продолжали. Я решила, что количеством качества не изменить, а слушать всю жизнь их я не собиралась и сказала, что ухожу. Был очень сильный ветер, но все равно лето.

У американов очень интересная манера: быстро-быстро трясти головой в процессе слушания или говорения. Это как бы подтверждающее трясение. Удваивающее смысл сказанного или услышанного. Трясут головой все – от стариков до юных девушек. Если бы я была шпионкой, все замеченное и запомненное мне бы пригодилось. Но я не шпионка. И записываю для твоего развлечения.

Мне понравился твой голос по телефону.

Целую тебя.

19 апреля

Полночи рыдала, твердя себе, что больше не буду тебе писать. Но Даша, проснувшись, протянула трубку: на, поговори. Думаю, что видела мое перевернутое лицо, когда принесла твою записку, и потому, ни слова не говоря, набрала твой номер. Я напрягаюсь из последних сил, бегу к финишу этой истории, а самые любимые люди ставят мне подножки, сбивая с ног. Вы думаете, что я такая мощная, что могу все выдержать и на меня можно все навесить. Не все. Я расплачиваюсь остатками своих нервов. Я похудела, нервное напряжение пережигает мои пробки, а ты пишешь, что говорил со мной бодрым голосом просто, чтобы меня не огорчать, словно не понимая, что этим признанием огорчаешь во стократ. Я пишу длинные письма, потому что это меня собирает, я оставляю за скобками то, чем не хочу тебя нагружать, а ты в ответ на мои пачки писем посылаешь пять строк – как бюрократ, который только отвечает на запросы, не утруждая себя инициативой. Мне нужна поддержка, мне нужно знать, что ты в порядке, тогда и я в порядке.

Жди, когда возьму себя в руки.

Целую.

23 апреля

Если что-то получилось или случилось накануне, отчего возникло неконтролируемое состояние счастья – значит жди чего-то резко наоборот. А обратное состояние, даже не обратное, а просто серединное, возвращается с трудом.

В прошлую среду был удачный урок. Говорила о телевидении. Отлично знакомая тема. Начиталась в Москве француза Пьера Бурдье и своего друга Сережи Муратова, взяв у них самые вкусные определения телевидения как фабрики наркотиков. Внутри был кусок про американское телевидение, в частности, про низкопробного Джерри Спрингера. В классе это вызвало взрывы хохота. В конце предложила написать отзывы о моих лекциях. Кто-то задал вопрос: а можно не подписывать? Все засмеялись, я тоже, сказав: можно, я все равно знаю почерк каждого. И серьезно попросила быть не любезными, а честными. Все равно написали много лестного. Кто-то специально отметил, что лекции хорошо переведены и хорошо произнесены. Но и замечаний хватало. Некоторые признавались, что не интересуются политикой или что ничего не знали о предмете, поэтому первые лекции были для них особенно трудны. Некоторые – что привыкли к диалогу в классе, а не к монологу. Замечания так раздразнили, что я написала ответную речь и собираюсь произнести ее в следующий раз. Тем более, это почти финал, и финальная речь куда как уместна.

Вернулась домой в отличном расположении духа. А на следующий день оно куда-то испарилось, сперва без видимых причин (возможно, как животные ощущают предземлетрясение, так я ощущаю пред-что-то), а после уже по причинам явно различимым.

В тот день шел дождь, и мы ходили обедать со шпионом Ральфом. Он так и не признался в своей шпионской деятельности. Еда скучная, зато мы говорили по-русски. Ральф много рассказывал о своей жизни, о знакомствах с русскими эмигрантами, кто обучал его языку и с кем дружил во время своей преподавательской деятельности, включая историка Вернадского (сына Вернадского) и историка Зайончковского (аспиранта моего отца), а также Анатолия Валюженича (нашего шпиона, работавшего в КМО или в ССО, которого я знала). Я же, как обещала, рассказала историю жизни Аджубея и что-то еще, отчего он пришел в полный восторг. Человеку восемьдесят четыре года, а он сохранил острое любопытство ко всему – возможно, шпионская привычка. Ему так понравились наши разговоры, что он предложил встретиться еще раз и пригласил на ужин к себе домой. Что мне оставалось делать – приветливо улыбнуться и сказать: с удовольствием.

У нас где-то что-то взорвалось в сорока пяти милях от нас, какой-то пластиковый завод, и Наташа предупредила, чтобы мы особо не гуляли. На самом деле похолодало, и гулять не тянет. Вчера, правда, надела куртку, взяла книгу и сидела на скамейке неподалеку от дома читала. Но больше наблюдала природу. Сначала облетели магнолии, крупными лепестками, потом полетели мелкие лепестки яблонь и вишен, вся земля запятнана лепестками. Зелень выдавливает цвет – интересно, правда? Но еще много очаровательных фиолетовых, как фиолетовые чернила, деревьев, они светятся, когда идешь, отовсюду, и меня тянет подойти к каждому.

В стихах на день рожденья Бобышеву появился последний катрен:

Бобышев рассказал смешную историю. Только что был день рожденья Наймана, и Бобышев послал ему по и-мейлу поздравительный стишок. По-русски. Наймановский компьютер не сумел его прочесть, и Найман отписал Бобышеву, что не может прочитать присланного, хотя видно, что стих, и видно, что хороший.

Целую.

24 апреля

Милый, прости меня. Как у тебя, так, видно, и у меня все сошлось, и я ждала твоей записочки как спасения, а она взяла и добавила…

Даша принесла сегодня твое письмо, и уже гораздо лучше. Всего-ничего – написать несколько теплых слов, я уж не говорю: горячих.

Твои новости все интересны. Вот только новость про Чарли мне не понравилась. Я так понимаю, что его воспитание кончилось ничем. И, стало быть, меня опять ждут неприятности. Он, кажется, напугал меня на всю жизнь. Я тут шла, и на меня залаяла собака у чьего-то крыльца. Я сейчас же ушла с этой улицы и пошла по другой, настолько испугалась.