Тайна 21 июня 1941 - Чунихин Владимир Михайлович

Далее.

Днём 21 июня Сталин звонит командующему Московским военным округом генералу Тюленеву и приказывает повысить боеготовность войск ПВО, защищавших Москву. Мог ли человек, приказывавший такое, полагать, что речь идёт всего лишь о возможном проникновении на советскую территорию неких «фашистских банд»?

Именно в это время Сталин приказывает московским партийным секретарям Щербакову и Пронину задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. Неужели эту меру он посчитал необходимой из-за возможного проникновения через границу сотни-другой бандитов?

В «Тайне 21 июня 1941 года» я пытался уже реконструировать, какие вопросы могли обсуждаться на заседании в кабинете Сталина вечером 21 июня. Вот документальное подтверждение сделанным ранее выводам. Это, судя по всему, всего один из решаемых тогда вопросов. Но показателен сам характер такого решения.

Масштаб чувствуете? Не шутки ведь это — образование фронтовых управлений. Неужели такие меры Сталин принимает из-за угрозы проникновения на советскую территорию всё тех же пресловутых «банд»? Да ещё таких, которых можно легко «пленить»?

И ещё.

Кто в данном случае диктует характер обсуждения? Кто задаёт тон в вопросе противодействия германской угрозе? Военные или Сталин?

Вчитайтесь. Подумайте.

Одно можно сказать точно. С решением, записанном от руки Маленковым, был согласен Сталин. Полностью.

Такой вот парадокс, вызванный характером тоталитарной власти. Личное мнение диктатора высказано в данном случае предельно ясно.

Об остальных мнениях можно только гадать с той или иной степенью достоверности. Я имею в виду, в частности, предположения о том, как относились к этим решениям в этот момент Тимошенко и Жуков. Они могли их поддерживать. Они могли внутренне быть с ними не согласны. Внешнее несогласие при этом, конечно, было бы немыслимо. И даже не из-за тиранизма Сталина. Поскольку (в работе «Зачем Сталину была нужна власть» это рассматривалось) на стадии принятия решения он внимательно выслушивал авторитетные мнения. Мнения военных были, конечно же, авторитетны.

Но вот позиция военного, который, ввиду обозначившейся угрозы нападения на его страну, начинает вдруг предлагать не реагировать столь решительно… Нет, эта позиция просто невозможна. Внешне, повторю, невозможна. Внутренне, об этом с такой же уверенностью сказать нельзя. Вот о внутренней позиции Сталина в данном случае можно сказать с уверенностью.

И что, неужели Сталин после всего этого будет названивать генералу Павлову и успокаивать его? Что всё это ерунда, что никакого масштабного нападения не будет, а будет несколько бандитов, которых надобно «пленить»?

Но, если это не Сталин успокаивал Павлова (на самом деле, как мы видели, всё было как раз с точностью до наоборот, Сталина пытался успокоить Павлов), то это был Тимошенко. Или солидарный с Тимошенко Жуков.

Я приводил уже в работе «Тайна 21 июня 1941 года» случай, когда примерно в это же время Жуков обрывает доклад генерала Захарова о возможном нападении словами «Что вы паникуете!»

И именно в это же самое время генералу Павлову, по его собственным словам, «…было приказано быть спокойным и не паниковать…»

Вот мы, собственно, и подошли вплотную к действительным причинам действий генерала Павлова.

На суде генерал Павлов пытался оправдаться тем, что не спешил исполнять официальные директивные документы, присланные ему из Москвы, так как те же люди, которые эти самые документы ему прислали, в частном порядке доводили до него своё мнение, что в данном случае угроза нападения преувеличена. Поэтому, говоря о вине генерала Павлова, никак нельзя обойти вниманием это важное, на мой взгляд, обстоятельство.

Итак. Что же это получается? С одной стороны, начальник Генштаба присылает ему указание о повышении боеготовности. С другой стороны, из Москвы же важность этого документа на словах несколько понижается. В чём дело?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, отойдём в нашей реконструкции несколько назад. Ну, хотя бы, в март 1941 года.

Именно в марте 1941 года советский разведчик Рихард Зорге присылает в Москву донесение, из которого следует, что возможной датой нападения Германии на СССР может быть какой-то день после окончание войны Германии и Англии. Рихард Зорге в последующих донесениях приводил ещё много разных предполагаемых дат нападения, всё время разных. Но вот именно на эту радиограмму (вместе с некоторыми другими материалами советского разведчика) последовал одобрительный отзыв Сталина.

Тогда же, в марте 1941 года на имя Сталина был направлен план Генерального штаба, содержащий основы стратегического развертывания РККА на западе и на востоке. Документ этот был подписан Тимошено, Жуковым и Василевским (последний подписал как исполнитель). В этом важнейшем документе было упомянуто, что

Иными словами, руководство советских вооружённых сил полагало, что возможным условием нападения Германии на СССР является окончание войны между Германией и Англией. Так же полагал тогда, судя по всему, и Сталин.

В работе «Зачем Сталину была нужна власть?» рассматривалась уже обычная практика принятия Сталиным решений. Поэтому о старой, но тщательно и заботливо культивируемой до сих пор догме, что уверен в этом был один Сталин, а военные руководители при этом послушно соглашались с ним, чтобы сберечь свою жизнь, придётся отказаться.

Генерал Жуков несколько позднее, публично, не стесняясь подчинённых, резко возразит Сталину по сравнительно менее важному, всего лишь десятикилометровому, поводу. В этом же документе речь идёт о значительно более масштабных вещах. О судьбе государства, если угодно. В таких вопросах ни Тимошенко, ни Жуков, ни Василевский обычно не виляли. Да и чем они могли рисковать в данном случае, если бы высказали иное мнение? Что такого антисоветского или антисталинского содержало мнение, что немцы могут напасть и до окончания войны с Англией? Иные мнения Сталин как раз внимательно выслушивал. С терпением, которого никогда не будет ни у кого из его позднейших критиков.