Русь Черная. Кн1. Темноводье - Василий Кленин

Больше новинок на https://booksnew.ru/

Или на нашем телеграмм канале https://t.me/martin_2015

(будет пополняться)

Русский

Аманаты — заложники

Богдойцы — маньчжуры (образовано от «богдыхан»)

Годовщики — служилые люди, обязанные нести службу год

Дощаник — парусно-гребное быстросборное судно

Дуванить — лутать, грабить

Обвод — контрабанда

Сбитень — горячий сладкий напиток

Тараса — часть крепостной ограды из двух рядов бревен в виде сруба

Толмач — переводчик

Ушура — река Уссури

Шерть — присяга, шертовать — приводить к присяге

Шунгал — река Сунгари

Ясак — дань, ясачить — облагать данью

Даурский

Аил — деревня, дом

Батар — профессиональный воин, витязь, богатырь

Дархан — кузнец

Каучин хала — старые «расовые» роды

Онгор — дух мертвого шамана

Орчэн — эвенки-оленеводы, орочоны

Суиткен — мизинец

Тангараг — клятва

Тенег — глупый (Ходол — дурак)

Улус — династия

Угдел — страна мертвых

Хала — семья, род, поколения (халти — принадлежащий к роду)

Хонкор — эвенки скотоводы и земледельцы

Хотон — город, загон (аналог град, ограда)

Цаяти — суженый судьбой, судьбой данный

Чакилган — молния

Чоркир — экстатическое состояние шамана

Шинкэн хала — новые роды — одауренные тунгусы, монголы или иные народы

Маньчжурский/китайский/монгольский

Анбан-чжанцзин кит., Амба-джангинь маньч. — военный наместник края

Гун — князь

Дутун — командир Знаменного корпуса Фудутун — помощник командира Знаменного корпуса

Олосы, Элосы — Русское государство, Россия

Сахарча — так называли дауров Зеи и нижнего Амура

Солонбуу — так называли дауров, живших выше Зеи

Сунхуацзян — это Сунгари

Цзолин — командир нюру (роты) Знаменного корпуса

Чаханьхан — по-монгольски «белый царь», имеется в виду русский государь

Плохо увязанная дверь из тонких березовых стволиков от натуги потянулась, вздыбилась, но не поддалась усилию. В землянке раздалась глухая ругань, после чего от мощного пинка створка с треском распахнулась, криво повиснув на ременных петлях. В свежее сентябрьское небо выпорхнуло почти осязаемое облако спертого, застоялого воздуха. А следом, едва помещаясь в проем саженными плечами, выбрались двое раскрасневшихся стрельцов. Рукава закатаны по локоть — видно служилые употели в тяжкой работе. А «работа» вяло болталась промеж них: стрельцы волокли за собой крепкого красномордого мужика с густой бородой, мокрого то ли от пота, то ли от воды, то ли от крови. Изрядно побитый мужик слабо перебирал ногами, невольно помогая своим палачам, но голова его безвольно болталась под чаячьим изгибом могучих плеч. Правда, надышавшись свежим речным воздухом, он все-таки поднял кудлатую голову, чтобы посмотреть заплывшими глазами, куда его волокут.

— Хабаров! — ахнули казаки.

Ахнули неискренне. Как будто не знали, что только их атамана и могли выволочь из землянки, которую самовластно занял Зиновьев. Но одно дело: догадки строить. А совсем другое:самолично увидеть своего атамана Ярофея Хабарова. Такого грозного и барского ранее, а ныне — поверженного, битого, пытанного. Кто-то радостно хохотнул, но основная масса ватаги глядела на стрельцов хмуро. Даже те, кто еще недавно сами участвовали в составлении извета.

Служилые и охочие, без сговору, стали собираться мрачной тучею. Напротив, понимая, как оборачивается дело, уже толпились стрельцы, что пришли с московским дворянином. А за их спинами тихо шелестели по прибрежной гальке темные воды реки. Амуру было плевать на кровавое побоище, призрак которого завитал на голом пятаке меж скопища временных шалашей и землянок.

Многие из стрельцов даже не вздели свои кафтаны (чай, почти лето!), так что практически не отличались от местных. Только нового человека на амурской земле и без одёжи видно. По глазам, всему дивящимся, по походке, слишком самоуверенной.

Две «тучи» недобро оглядывали друг друга. Натертые ратным трудом ладони уверенно сжимали рукояти сабель (покуда еще укутанных в ножны) и ложа снаряженных самопалов. Но, несмотря,на игру в переглядки, все понимали: бою не быть. Амур, конечно, река закудыкина, дальше только море-океян, а вода черна — всё скроет. Но за стрельцами, точнее, за боярином Зиновьевым, стояла воля государева — суровая и неотвратимая. Как пойти против нее, даже здесь, на вольном Амуре? Рано или поздно эта воля найдет любого. Найдет и сотрет в кровавый порох.

А из землянки — в тяжелой шубе и громоздкой шапке меху бобрового — уже шел Дмитрий Зиновьев. Шел медленно, вбивая своими сапожками сафьяновыми каждый шаг. Чтобы чуяла вся земля, что не просто московский дворянин тут вышагивает — а Рука государева и Слово государево. Коим перечить не смеет никто.

— Люди добрые! Служилые да охочие! Послал меня к вам государь наш, Алексей Михайлович, дабы волю его донести, а ваши беды разрешить. Добр и милостив царь-батюшка, и не оставляет своей заботой никого. И узнал я, дворянин Димитрий Иванович, что приказной человек амурский Ярко сын Павлов все эти годы чинил вам разор и притеснения. Велел я изложить народу свои жалобы и вот что проведал: Ярофейко Хабаров тот ради выгоды своей людишек закабалял! Из казенного и надуваненного хлеба курил вина и пиво, продавал те вина и пиво людям, вгоняя их в долги. Выдавал заводные косы и серпы за плату. Отымал пушнину, пуская ее в обвод. Превратил храброе воинство государево в кабальников и холопей своих!

Зиновьев обвел казаков пронзительным взглядом: вот как о вас беспокоюсь, голытьба! И голытьба ответила, всею душой. Мало кто из служилых, да и вольных охочих людишек не задолжал Хабарову: кто полтину, а кто — и саму душу, кою не измерить ни рублями, ни рухлядью соболиной.

— Токмо эти вины еще не вины, — добавил дворянин, дождавшись восстановления тишины. — Донесли вы мне в челобитной вашей, что Ярко Хабаров порушил волю государеву! Прибыв на землю амурскую, чинил местным народам смерть и разорение, обозляя инородцев не только противу себя, но и противу государства Московского! Приказной Хабаров за три года так и не обустроил ни одного острога, не завел на Амуре-реке ни одной пашни! Городки даур, дючер, ачан пожёг, князьцов и народец озлобил! Творил насилие, дуванил туземцев без счету, рухлядь уводил в обвод…

— Неправда то! — заревел вдруг Хабаров медведем. Неведомая сила спружинила в нем, заставила разогнуться, что подручные стрельцы засвистели от натуги. — Никакой порухи государю я никогда не причинял! Самолично,