Виктор Храмов - Сегодня - позавчера 4

  Не ожидал, что Федоренко растеряется. Но, он - растерялся. Гневный Малышев - белеет. Только Устинов сидит, что-то чиркает в блокноте, будто его - не касается.

  - Ты в курсе, сколько и каких себе врагов сегодня нажил? - как змей-искуситель, шипит Кельш.

  - Пох! - плюю на пол, - Я тут - проездом. Между прошлым и будущим.

  Посмотрел на генералов.

  - Сколько вас! Генералы! Вам люди доверили свою судьбу, свои жизни. Вам даны в руки рычаги всей промышленности страны. Как вы ими распорядились? А, уважаемые? Меряетесь, чья пи... чьи амбиции крепче? Перья друг перед другом распушаете? А этим летом Ваня Иванов опять под танк с крестами с гранатами в обнимку полезет, с криком: "Мама! Я - жить хочу!". Да, воспитали отличных защитников! Опять оставите их безоружными? Пацаны, по команде "По машинам!" - каждый раз идут в свой последний и решительный. Федоренко, ты знаешь это чувство бессилия, когда ты даже не видишь немецкий танк, а он отстреливает твоих друзей, как на охоте? Когда каждый выстрел - попадание, каждое попадание - пробитие. Каждое пробитие - уничтоженный танк. С двух километров! А ты его только в упор, только в борт или корму, да и то - подкалибером. Тебе дать почувствовать это? А?

  Я иду на него. Бася трансформируется во что-то жуткое, над ухом повисла турель плазмомёта, с руки срывается язычок пламени. Иду, как неизбежный рок. Кельш встаёт на пути, отмахиваюсь от него, как от назойливой мухи - мой друг и командир летит три метра в воздухе, падает, пропадает в рядах кресел. Один из сержантов НКВД вскидывает карабин, пальчиком ему показываю - "ни-ни!". Не понимает, турель уже начала накопление заряда, но на пути у меня встал Устинов:

  - Хватит, Виктор Иванович. Ни к чему. Прекрати.

  Он сказал это спокойным уставшим голосом.

  - Нам нужен каждый из присутствующих. И ты - тоже. Хватит. Работать надо, Витя. Работать. Поехали со мной. У меня для тебя кое-что есть интересного.

  Кладу руку ему на плечо, сжимаю. Морщится, проседает, но так же спокойно говорит:

  - Тебя услышали, твоим посланием прониклись. Надо работать. Выработать концепцию боевых машин на этот год и на следующий, надеюсь - последний год войны. Надо определиться по конструкторам, заводам, установить графики, сроки выполнения, распределить людей и ресурсы. Пусть люди работают. Поехали. Я - тебя прошу!

  Разворачиваюсь, иду на выход. Турель разворачивается, продолжает "сопровождение" бойца с карабином. Кельш, птицей, метнулся к бойцу, выбил карабин, ещё и оплеуху отвесил. Турель сложилась в заплечный ранец. Не удержался, так хлопнул дверью, что та вылетела из коробки, посыпалась штукатурка.

  - Перегнул ты палку, - сказал мне в машине Устинов.

  - А чё они? Ладно, прав ты. Я - не прав. Занесло. Народ жизни не жалеет, они достоинства вымеряют...

  - Хватит!

  - Молчу!

  - В споре - рождается истина. Не в скандале. И жути нагнал зря. Страх - плохой помощник. Из-под палки ты, конечно, получишь результат. Но - один раз. А войны - вечны. После этой нам опять нужны будут танки. Лучшие в мире. А руки у конструкторов отобьём, ограничим полёт фантазии - не будет прорывов. Ну, воплотим мы в металле всё, что ты принёс, а дальше? А Морозов не захочет больше заниматься танками, пойдёт сады сажать или тракторы проектировать - что делать? Нельзя им так явно подсовывать наработки будущего. Отобьём вкус творчества.

  - Знаю, Дмитрий Федорович, знаю. Взбеленился. Вы бы меня в дурку бы закрыли - всем легче было бы.

  Устинов вздохнул:

  - Непозволительная роскошь. Тебе отдохнуть бы, Виктор Иванович. Отвлечься от всего. С семьёй побыть...

  - Но... - усмехнулся я.

  - Да, "но..." - кивнул Устинов. Помолчали, глядя на проносящийся за окнами лимузина пейзаж Танкограда.

  - Знаешь, информации новой и потрясающей поступило от тебя и твоих людей столько, что осмыслить - не удаётся. И не знаешь - кому можно её доверить, а кому - не желательно, - вздохнул Устинов, - людей ломает такая информация. Не полная информация - ломает ещё больше. Вот, до Никиты Хрущёва как-то дошло. Сам понимаешь, какого мнения о нём все твои люди. Как ты их называешь - "хроники". Сорвался человек. А мог ещё работать и работать. Теперь его делянку другой должен пахать. А мог и он не совершить тех ошибок. Кстати - у тебя к нему нейтральная позиция. Почему?

  - Он - никто. Он - флюгер. Куда дует ветер - туда его и хвост заносит. Партфункционер. Не личность. Не интересен.

  - Даже так? - удивился Устинов.

  - Уроборос. Навершие толпы. Толпа устала от войны и Сталина, если понимаешь о чём я.

  - Продолжай.

  - Под словом "Сталин" я имею в виду не только самого Сталина, но и его людей, вас, его наркомов, весь этот строй, что вы воплотили, не придумав ему названия...

  - Я понял, продолжай.

  - Вот, Хрущёв сделал то, что сделал. Он ведь воплощал то, что "Сталин" задумал, не понимая ни черта в этих задумках. Не проникнувшись. Отсюда такие провалы. Потому что - нет целостного восприятия. Что по Целине, что по хрущёвкам, что по ракетам. Чё о нём психовать? А, вот то, почему он оказался у руля - вот вопрос. Вопрос к "Сталину". Вопрос к этой самой толпе. К тебе, например.

  Устинов насупился. Думал он долго.

  - У меня тоже нет полной картины. Как ты сказал: "не проникся". Хозяин сказал Никиту - не трогать. У него - своя роль. А почему - не знаю. Только - застрелился Никита. На радостях сдачи Паулюса нажрались, тут ему и поведал кто-то о его дальнейшем "царствовании". А он - застрелился. Вот так вот, Витя.

  - Откуда протекло? Кто это был?

  - Не смогли установить.

  - Да, ребята. Оказывается, страной правит не только Компартия. Скорее, у вас в Партии - не одна партия.

  Устинов опять напрягся. Понятно - запретная тема. Бывает. Вдруг, вспомнились все эти "теории заговора", комитеты 300. И прочий бред про масонов. Бред же. А бред - не стоит из головы выносить. Целее будет. А то застрелюсь из своего же бластера, как Хрущёв.

  - Фу, как противно! Гля, чувство что в наступил в субстанцию вонючую, сапог оттёр, а запах - мерещится. Все эти дворцовые интриги и перевороты! Как это мерзко! Тьфу!

  Устинов улыбается, пожимает плечами.

  - Давай лучше о заклёпках, - говорю ему, - ты же за этим меня позвал? Карту Танкограда я видел, она теперь у меня постоянно тут висит, - постучал по шлему, что изображал из себя шапку-ушанку, - мы же на заводской полигон едем?

  Устинов покосился на мою шапку, мельком взглянул в "пустые" мои глаза, поспешно отвёл взгляд.