Андрей Валентинов - Небеса ликуют

— Ты — глава рода! Сейчас такое время, сам видишь… Дядя, я же говорила, не трогай кувшин, тебе нальют!..

Сзади послышалось хмыканье. Урожденный шляхтич, стоявший за моим креслом, не выдержал.

— Ты что, хочешь вернуться к своим езовитам? Думаешь, Черный Папеж не знал о том, что с тобой хотели сделать?

Мой покойный брат так и умер схизматиком. Анна-Станислава росла католичкой, но иезуитов не любила — как и все в Республике. Еще полгода назад я бы, наверное, обиделся.

— Да и не ты был им нужен, дядя! Ты что, езовитов не знаешь? Им нужны были наши земли, наши замки, наши посполитые…

Может, и так. А может, просто все удачно совпало. Я — на небо, немыслимое богатство Горностаев — Обществу.

Аллилуйя!

— И вообще, сейчас мы закончим обедать и пойдем в твои покои. Надо решить одно важное дело. Имей в виду, его можешь решить только ты!.. Я содрогнулся.

Покои действительно оказались покоями. Шелк на стенах, яркий ворс персидских ковров — под ногами. С темных парсун мрачно поглядывали щекастые и усатые предки.

Здесь тоже было кресло, даже не кресло — трон. Золоченая спинка, резные подлокотники.

Я присел прямо на ковер.

— Дядя!

Я поглядел на ближайшую парсуну. Усач со сверкающей орденской цепью на шее сделал вид, что меня не замечает.

— Ну, раз ты так…

Она присела рядом, вздохнула.

— Надо привыкать, дядя Адам! Я сама до двенадцати лет босиком по Горностайополю бегала. Теперь и тебе придется…

— …Изучать арабский, — кивнул я. — И еще — птиц. Говорят, они клюют клещей.

В последнем, впрочем, я не был уверен. Но должен же кто-то этих клещей жрать!

…Черная Книга надежно спрятана в Вильно. Там же — страничка, переданная мне киром Афанасием. Это — для начала. Потом — арамейский, чтобы перечитать «Зогар». И, конечно, надо найти Полегини. Теперь я знаю, как с ним разговаривать!..

И еще — звезды. Может, покойный Алессо Порчелли был все-таки прав ?

Аль-Барзах — Промежуточный Мир, обитель ангелов, ключ к Грядущему…

— А батюшка персидский учил, — вздохнула Анна-Станислава. — Говорят, все мы, Горностаи, немного странные. Батюшка в последние годы ни разу из дому не выходил. А ведь не хворал!

Зато мне довелось попутешествовать за двоих! Или даже за весь род сразу.

— Ты знаешь, дядя, что ты, как глава рода, возглавляешь семейный суд? По привилею круля Жигимонта Старого ты верховный судья во всех наших землях.

…Сын ягуара наряжается судьей. Действо об Илочечонке, явление пятнадцатое

— И кому надо отрубить голову?

Ап! Язычок прикушен, но, кажется, поздно. В ее глазах — ужас.

— Дядя! Не надо! Пожалей ее, пожалуйста!

На миг мне стало плохо. Ничего себе, пошутил!

— Это и есть твое «важное дело»?

— Да…

Анна-Станислава кивнула, задумалась.

— Это… Это непростое дело. Я перечитала привилей. Там сказано, что тебе… то есть главе рода подсудны не только посполитые, но и мещане, если преступление совершено не в пределах города, где действует Магдебургское право.

— Погоди! — взмолился я, но кнежна мотнула головой.

— Слушай! Шляхтичи, само собой, судятся своим судом на сеймиках. Но каждый шляхтич имеет право также обратиться к твоему суду, и ты не можешь ему отказать. Особенно это касается родичей. В этом случае твой суд выше сеймового…

…У гуарани тоже было что-то подобное. Приговор можно было обжаловать у великого духа Тупи. Те, кому грозило путешествие в пасть каймана, так и поступали.

— И кого надо судить? — вздохнул я, чувствуя, как клыкастая маска Тупи начинает прирастать к лицу.

— Одну… Одну нашу родственницу. Она не выполнила волю отца и бежала из дому. Ты, наверно, знаешь, что до совершеннолетия отцовская власть над дочерью нерушима…

— …Не знаю! — отпарировал я.

— Теперь знаешь! Так вот, ей было некуда бежать, и я разрешила ей укрыться в Ейшишках. Ее отец требует выдачи, он человек влиятельный. Теперь все зависит от тебя.

Опять Ейшишки! Наверное, там — сплошные сосны. И шишки, шишки, шишки…

— И в чем виновна эта панна? Отказалась выйти замуж?

— Ты почти угадал. Отказалась. — Анна-Станислава с интересом покосилась на меня. — Но не замуж. В монастырь. Что?! Повеяло чем-то очень знакомым.

— Бедной Ядвиге не повезло. Два года назад ее увели в плен татары…

Не может быть!!!

— Она бежала, какие-то иноземцы ей помогли, один испанец привез ее в Гомель…

…Смеяться? Плакать? Маленькая королева не захотела надевать черный клобук. Эх, шевалье, угораздило тебя умереть именно сейчас!..

— Ты не слушаешь, дядя! Так вот, ее отец, каштелян гомельский, требует, чтобы Ядвигу отослали назад. Он — суровый человек…

Суровый? Насколько я помню пана каштеляна, это еще мягко сказано. Даже не поднял дочь, когда она упала перед ним на колени.

— Она просит твоего суда, дядя…

Я задумался. Великий дух Тупи суров — зато несправедлив.

— Значит, мои родичи — в моей власти? В полной власти?

— Да…

В ее голосе теперь звучал страх. Я неторопливо поднялся, оправил черкеску.

— И мое слово неотменимо?

— Дядя Адам!

Анна-Станислава вскочила, бросилась ко мне, и я с трудом успел поднять ее, не дав упасть на колени.

— Дядя, прошу тебя, пожалей ее! Пожалей! Я знаю — ты ксендз, ты езовит, вы никого не прощаете… Но — пожалей! Я покачал головой.

— Мне понадобится кнут. Нет, два кнута. И соли — побольше. И еще «кобыла», знаешь, такая деревянная, с ремнями… Она побледнела, закусила губу, но я был тверд.

— И свеча — большая, в локоть, чтобы время засечь.

— Но Ядвига!..

— А при чем здесь панна Ружинска? — поразился я. — Все это — для каштеляна гомельского!

…Моя племянница никогда не смотрела действо об Илочечонке!

Одна девица стелила постель. Вторая топталась рядом, время от времени поглядывая на меня. Пухлые губы многообещающе улыбались.

— И цо пан кнеж ще пожелают? Кажется, мне ко всему еще полагался гарем. Девицы переглянулись, та, что с пухлыми губами, медленно провела ладонью по высокой груди.

— Постелили? Брысь!

Я захлопнул дверь и с тоской оглядел опочивальню. Все это напоминало дом Дзаконне, особенно кровать. Я сбросил перину на пол, кинул сверху плащ.

Куда ты попал, Илочечонк?

Интересно, кем хуже быть — святым или кнежем?

В Риме решили, что нашли святого. Кнежна Анна-Станислава рада, что золоченое кресло главы рода отныне не пустует.

А я буду учить арабский.

Моя племянница еще не знает, что мне не укрыться даже в Ейшишках. Найдут — Общество ничего не забывает. И не прощает. Может быть, сейчас другой перелистывает документы в Среднем Крыле, готовясь к опасному путешествию. Хотел бы я знать, что расскажут ему?