Кирилл Еськов - Америkа (Reload Game)

— Господин Ветлугин, Русско-Американская компания поручила мне обеспечить охрану вашей экспедиции. Вместо компаньеро Шелленберга — тот получил новое задание, срочное. Даже вот попрощаться не вышло, увы.

— Жаль! Ну, передавайте Валентину Карловичу привет, при случае.

— Спасибо, при случае передам — непременно… Мистер Финн, думаю, у нас тут в ближайшие часы будет жарко. Сколько у вас патронов?

— Три десятка.

— Негусто, черт… Да и у нас тоже: мои люди, — он кивнул на безмолвную троицу за спиной, — были просто на патрулировании железной дороги и к перестрелке с полутора сотнями тонтон-макутов вовсе не готовились… А что сулит нам майор Гренджерфорд? будет помощь?

— Постойте! — прервал их Ветлугин. — Так вы знакомы? Через этого самого… Гренджерфорда?

— Вовсе нет… — Финн озадаченно переглянулся с Риверой, а тот укоризненно напомнил ему: «Да они же тут еще ничего не знают — откуда бы?..»

— Простите, сэр, но как раз сегодня утром Техас с Калифорнией вступили в войну на стороне Конфедерации!

Ну, я вас поздравляю, Аркадий Борисович, вздохнул он про себя, обводя взглядом своих хранителей (ниспосланных молитвами падре Игнасио, не иначе…) и выгоревшую осеннюю степь вокруг, где сейчас надлежало размечать сектора обстрела. Да и погода была подстать раскладу: нет, чтоб нормальное солнце или хотя бы нормальный дождь — а тут какой-то противоестественный микст, и обрубок радуги, криво подсунутый под серый ноздреватый чугун тучи, никак не располагал к поискам там горшка с золотом…

Для чего я приехал сюда?! — в круг всех этих честных контрабандистов?..

Симеон Юлианов, «Праща для Давида». — Санкт-Петербург, изд-во «Аргус», 1984.

…и сейчас лента буквопечатающего телеграфического аппарата правительственной связи вползала в его руки, будто раскаленная, режущая занозистым краем до мяса, металлическая стружка из-под резца:

«Why on earth have you done it, Abe? — Зачем вы это натворили, Эйб?»

Хороший вопрос… Честный ответ состоял в том, что он, президент Соединенных Штатов и Верховный главнокомандующий военного времени, впервые услыхал о безумной авантюре адмирала Гудвина лишь на исходе нынешней ночи, одновременно, надо полагать, с пребывающим сейчас на том конце провода президентом Русско-Американской Компании Сергеем Селиверстовым. Ну и — может ли в таком признаться глава Великой державы, как полагаете?

«Это была трагическая ошибка, Серхио. Примите глубочайшие наши извинения и соболезнования. Дружественный огонь, пропади он пропадом! — Friendly fire, let it go hang!»

Диалог шел, разумеется, по-английски: для Селиверстова английский был четвертым из его языков, а Честный Эйб никаких наречий, кроме родного, не знал и знать не собирался — а серьезность момента совершенно не располагала к облачению в дипломатическо-протокольные вериги Старого Света: никаких переводчиков, одни телеграфисты.

«Вы ни с того ни с сего убили три с половиной сотни наших, Эйб. И я не смогу проглотить такое блюдо, не подавившись — даже с подливкой из этих ваших „извинений“ и „дружественного огня“. Как выразились бы у вас в стране: „Мои избиратели такого не поймут“ — уж извини».

Да уж…

«Серхио, война не нужна ни вам, ни нам».

«Согласен, Эйб. Но с поправкой — от ваших же Отцов-основателей: „Выбирая между войной и безропотным подчинением кому бы то ни было, мы всегда выберем войну“».

Президент, обернувшись, бросил мимолетный взгляд на толпящихся оплечь советников; советов от них сейчас было — как от козла молока.

«Ты что-нибудь можешь предложить нам, Серхио?»

«Могу. По данным нашей разведслужбы, рейд Гудвина не был согласован с Центральным командованием. Это действительно так?»

Решать надо было мгновенно; спустить же шкуру с ротозея-Пинкертона еще успеется.

«Скорее нет, чем да».

«Тогда есть вариант. Вы обвиняете Гудвина в государственной измене и вешаете его на рее „Резольюшена“. Публично и в течение ближайших часов. На фоне официального правительственного заявления об уважении нейтралитета Техаса. Тогда я берусь протащить через Конференцию вашу байку о „дружественном огне“ и утихомирить „ястребов“ в нашем Нэйви, рвущихся немедля ввязаться в вашу Гражданскую войну на стороне Ричмонда. Хотя это будет очень нелегко».

На секунду президента посетила подлая мыслишка — «Как славно было бы, если б Гудвин погиб во время своего дурацкого прорыва…» А ведь никаких иных вариантов, похоже, и вправду не просматривается… «Мои избиратели такого не поймут», да; а — армия?..

«Это и есть ваше „калифорнийское предложение“, Серхио — то, от которого „невозможно отказаться“? Сожалею, но я не могу его принять. Приказ можно отдавать, лишь если ты уверен, что его станут выполнять — if you know what I mean».

Лента замерла на добрых пять минут (похоже, Серхио консультировался со своими Негоциантами — или как у них там, на Диком Западе, принимают решения о войне и мире) и затем неумолимо поползла вперед:

«Это — последнее ваше слово, ваше превосходительство?»

«Да. Но мир лучше войны, подумайте об этом, пожалуйста, ваше высокостепенство».

«Разве я говорил о войне? Однако адмиралы могут ведь предпринимать авантюры — во славу Родины и в обход Центрального командования — не только в вашей стране. Прощайте, ваше превосходительство».

Вот и всё… Телеграфист подал знак, что на том конце провода больше никого.

— Есть у нас возможность установить связь с этим чертовым Гудвином и его чертовой эскадрой? — спросил он в пространство.

— Боюсь, что уже нет, сэр.

— Ну так изыщите такую возможность, черт побери! Чего стоят все ваши шпионы и дипломаты в Тексасе, если они не способны даже на такую чепуху! Вы хоть понимаете — что сейчас поставлено на карту?!

— Так точно, сэр, понимаю, — президент лишь сейчас сообразил, что собеседник не принадлежит к числу его советников, а только что прибыл из военного ведомства — надо думать, со срочными и скверными вестями. — Я имел в виду, что связываться, похоже, уже не с кем: эскадры Гудвина больше нет.

— Как это понимать, черт побери?!

— Под утро эскадра подверглась торпедной атаке и потеряла три корабля. Никакие подробности атаки пока неизвестны, ясно только, что опять — какое-то новое оружие. В строю остаются лишь «Резольюшен» и сильно поврежденный «Йорктаун»…

«Повесьте Гудвина на рее „Резольюшена“…» Так тот, выходит, уже знал?..

— Shit! Уничтожьте все переговорные ленты, немедля. Если хоть что-то просочится в газеты — ответите головой, по законам военного времени!

Устье Миссисипи близ Нового Орлеана, фрегат калифорнийского Нэйви «Кашалот», 16 октября 1861, 13:20 (19:20 по Гринвичу).

— Ракурс хорош, но горизонт завален!.. — бескровные, в синеву, губы Максудова кривила своеобычная его саркастическая усмешка; уносить адмирала с палубы никуда не стали — уложили, оперев спиной о снесенную грот-мачту, как тот и просил («Дайте хоть тут ощутить себя Нельсоном при Трафальгаре!..») — Ну как, сойдет за «историческую фразу»?

— Это не горизонт завален, компаньеро командующий, это палуба! — жалобно встрял его адъютант, капитан-лейтенант Клархайт.