Кирилл Еськов - Америkа (Reload Game)

…Ривера отыскал Зырянова спустя четверть часа и наскоро перевязал, ясно понимая: с такими ранениями — не жилец. Дотащил, сам не очень помня как, резидента до дрезины и погнал машину подальше в степь, из последних сил налегая на рычаг здоровой рукой: со стороны города скоро появятся техасские ремонтные бригады, и двое раненых калифорнийцев (в том числе и «товарищ контролера поставок по трансатлантическим контрактам»), оказавшиеся на месте взрыва моста в компании кучи трупов, станут манной небесной для политиканов-«миротворцев» и газетчиков. Останки Иван Ивановича с Петром Петровичем, насколько он мог судить, идентификации не подлежали: те и вправду умудрились-таки убрать «мертвую руку» и удерживали взрыватель сами, отбиваясь при этом от ганфайтеров, пока эшелон не проскочил мост, но уйти с места взрыва, понятное дело, уже не успели; Ворон Йэл наверняка доволен вами, ребята — земля вам пухом. Каждый из погибших стоил, по его прикидкам, примерно пехотного батальона или многопушечного фрегата, да и умирающий сейчас у него на руках резидент, насколько он слыхал стороной, имел в Службах отличную репутацию — и какое уж такое чудо-оружие, срочно доставляемое в столицу братского, мать его ети, Техаса могло бы окупить для Колонии эти потери в личном составе, было за пределами его понимания…

— Логгерхед… — простонал вдруг Зырянов. — Филипп, это был логгерхед!..

Ну да, логгерхед — большая морская черепаха, посреди техасской степи, ага. Экий занятный у него бред…

— Лежите, Виктор Сергеевич! И — молчите, Бога ради!

— Это был «Логгерхед», — упрямо помотал головою тот, — новое полупогружное судно. Они сумели провезти его чугункой… а мы не дали его грохнуть!.. Гудвину теперь конец…

— Полупогружное судно? Никогда не слыхал!

— Вроде подводной лодки… только надстройка все время торчит из воды… как краешек панциря у морской черепаха, ага!..

— А в чем тогда смысл? Его ж видно! — неожиданно для себя заинтересовался боевик.

— Можно трубу наружу вывести… и нормальный двигатель поставить, паровой… узлов на пять… и торпеды — хоть инерционные, хоть на пневматике… — Зырянов замолк, собираясь с силами; Ривера терпеливо ждал. — А для корабельной артиллерии он всё равно неуязвим — над водой крохотная долька, да и та бронированная…

— Пять узлов? Ну, это не скорость… — пожал плечами Ривера.

— Его проектировали как «убийцу броненосцев», а для тех целей — в самый раз… За фрегатами ему, конечно не угнаться… В океане, в смысле, не угнаться, а в замкнутом заливе — опять же, в самый раз… Это будет сейчас — хорек в курятнике!..

— Это вы меня так утешаете, Виктор Сергеевич, что ребята погибли не зря?

— Всё в руце Господней…

Молчание было долгим. Резидент, похоже, пребывал где-то совсем уже далеко — наверное, в Южных морях, где, по слухам, началась его служба: там сейчас чудесные шоколадные девушки купаются нагишом в теплом прозрачном океане, весело катаясь при случае на больших черепахах-логгерхедах и ничегошеньки не ведая об «убийцах броненосцев»… Потом тот вновь приоткрыл глаза и позвал:

— Филипп!..

— Да, Виктор Сергеевич!

— Этим, в «Вилларику»… помощь… не забудь…

— Лежите спокойно, Виктор Сергеевич: я никогда ни о чем не забываю.

Ночь прошла тяжко — да и как бы ей было пройти? У Расторопшина и Саши — «состояние стабильно тяжелое», причем даже и такую-то «стабильность», в смысле — «без видимых ухудшений», явно покупала для них Мария — платя собой. Ветлугин никогда не думал, что выражение «человек тает» может иметь столь ясное — и страшное — физическое воплощение: девушка воистину истаяла на глазах, за считанные часы, причем как-то изнутри — становясь не похудевшей-осунувшейся, а безжизненно-прозрачной; казалось, еще немного — и сквозь нее начнут просвечивать трещины на штукатурке противоположной стены…

Есть она не могла — организм не принимал, только пила кофе и какие-то травяные отвары, что постоянно готовил для нее падре Игнасио. В последний раз ее вытошнило уже и этим, и она обессилено подытожила:

— Похоже, всё: надорвалась я, святой отец. Не поднять мне двоих сразу, никак…

— Надо выбирать, да?

— Ну, как-то так…

Падре в ответ промолчал, а потом осторожно напомнил:

— Раненый — стабилен, сеньора, а мальчику становится хуже, и быстро…

— Знаю… Вы догадались — по собаке?

— Да. Она лучше нас чует чужого.

Поведение Флоры и впрямь было как бы не самым загадочным и пугающим во всей этой истории: при виде Саши она теперь начинала придушенно рычать, топорща шерсть на загривке, либо жалась к ногам Ветлугина, жалобно скуля и глядя на него умоляющими, совершенно человеческими, глазами; держали они ее теперь, от греха, в другом помещении. Сам он поначалу не сомневался, что мальчика просто накачали в том вертепе какой-то хитрой отравой или наркотиками, но тут впервые осознал: похоже, не так всё просто… Как должна — о, сугубо теоретически!.. — вести себя собака в присутствии… ну, скажем так: «оборотня, принявшего облик хозяина»? — да вот так, небось, и должна…

Помогая падре перевязать Расторопшина, спросил — надеясь, честно признаться, на утешение:

— Рана, вроде, чистая, без запаха, да и крови немного. Как это смотрится с вашей, врачебной, колокольни, святой отец?

— С моей, фельдшерской, колокольни, сеньор путешественник, в том, что крови снаружи немного, ничего особо хорошего нет: значит, вся она пошла внутрь брюшной полости, и начала уже там разлагаться. Перитонита, хвала Господу, нет — кишечник не задет, это главное, — но полостная операция необходима в ближайшие два-три часа, иначе…

— Иначе — она бросится поддерживать его всеми своими средствами, и сил на мальчика у нее не останется вовсе, да?

— В общем, да.

— А что ваш послушник?

Игнасио поглядел на часы, потом отчего-то на небо, потом опять на часы; вздохнул:

— До города-то он, конечно, добрался, и врача уже мог найти… Но прямой путь к нам сюда ведет как раз через… тот разворошенный вами водуистский муравейник; значит — только в обход. Трудно успеть… Хотя отчаиваться, конечно, не следует.

— Выходит, теперь только молиться, падре?

— Да. И я, с вашего позволения, вернусь к своим обязанностям — вот как раз к этим!

…Расторопшин впервые пришел в сознание ближе к полудню; Мария сидела с ним рядом, «заклиная боль», и первое, что подумал Ветлугин, разглядев наконец хорошенько выражение их лиц, было: «Эх, какая могла бы выйти пара!»

— А, Ветлугин! — приветствовал его ротмистр так, будто они расстались вчера на вечеринке. — Помните ль вы простонародный, но философический анекдот про набожного мужика и разбойников?

Он чуть не перепугался поначалу: больно связно звучала речь ротмистра и насмешлив был его тон — уж не предсмертная ль это ремиссия к тому подкатила?..

— Э-ээ…

— Поехал как-то набожный мужик со своей Матреной на ярмарку с товаром, через лес. А в лесу — разбойнички: мужику настучали по башке, бабу отымели по-быстрому, и укатили весело на ихней телеге. Ну, мужик подымается из канавы, со стонами, и говорит: «Всё, Матрена, от Бога! Что разбойников мы повстречали — это от Бога, и что товара с лошадью лишились, и что башку мне разбили — это всё от Бога. И даже то, что тебя отымели — это тоже от Бога… Но вот уж то, что ты им при этом подмахивала — это всё-таки не от Бога, а от твоей блядской сущности!» Улавливаете ль вы смысл сей побасенки, господин член-корреспондент?

— Разумеется, господин ротмистр. Странно лишь, что вы оборвали ту побасенку на полуслове.

— Кстати, не знал! А ну-ка, развлеките — встречно!

— Ну, по крайней мере в Сибири, где ее слыхал я, баба ему на ту претензию отвечала: «Да-а? А ты сам попробуй-ка не подмахивать, когда тебя — на муравейнике!..» Тоже, знаете ли, весьма философически…

— Ну да, ну да… Хотели, как лучше, а вышло — как всегда: «Что честно умер за царя, что плохи наши лекаря» — и далее по тексту… А ведь я его уже почти оттуда вытащил, эх!..

Помолчали. Мария тем временем уже перебралась к Саше, и он буквально физически ощутил, как затеплившаяся было жизнь вновь стала покидать Расторопшина — капля за каплей.

— Будь мы японцами, — усмехнулся меж тем ротмистр, — мы сейчас обменялись бы ритуальными поклонами, а потом сотворили себе по харакири — одновременно: тут очень важна одновременность! И — никаких больше проблем…

— Ну, одно харакири тебе там уже сделали — уймись на время!

— Да уж… Давай-ка я тебе напоследок подарю одну полезную хитрость… из арсенала российской военной разведки.

— Давай! Только не надо никаких «напоследок»…