Влад Савин - Днепровский вал

Мысли всякие в голову лезут, уже мирных времен. Вот кончится война через год, перейдем на мирные сроки выслуги — положим, кап-три мне уже реально светит, ну а если бы еще кап-два как-то успеть получить? Знаю, что не по должности — ну а если наш командир, Михаил Петрович свет Лазарев, получил (и заслуженно) контр-адмирала, а мой непосредственный начальник, командир БЧ-5 товарищ Сирый, кап-один, то почему бы мне, командиру дивизиона, не стать кап-два?

Ну просто есть у меня мечта, в отставку выйти адмиралом! А что, перспективы дальше: командир БЧ-5, флагмех дивизии, за ним флагмех флотилии, это уже может быть контр-адмиральский чин? Если флот атомарин здесь выйдет в океан еще при Сталине, в начале пятидесятых…

А в самом деле, что после войны будем делать? Служить, это понятно — и все ж хорошо, что в этом времени защитники Отечества в обществе очень уважаемы, много больше, чем в было у нас, в «прошедшем будущем». Но вот хотелось в Свердловск на УЗТМ к прадеду съездить — и что я ему скажу, здрасьте, я ваш правнук? Другой прадед где-то связистом воюет. Вроде и родичи — а как общаться? И терять связь не хочется, а что делать, не знаю. Замполит наш, товарищ Елезаров, все глобальные вопросы решает, а с экипажем заниматься кто будет?

И что будет с отпусками, куда и как ездить? Не все же время в Северодвинске сидеть — ну, год еще до Победы, а там послепоходовый дом отдыха, это не роскошь, а необходимость, требования медицины. Поживите в кондиционированном помещении 2–3 месяца, а потом на воздух, столько болячек может навалиться? И если хотите, чтобы экипаж служил в полном здравии еще не год-два, а подольше, восстановление сил обеспечьте!

А так ничего, втягиваемся. Кто мы в глазах местных? Поскольку с видяевцами, экипажем Щ-422, наши еще при самой первой встрече языки чесали, не подумав, а «жандарм» Кириллов, будучи в тогда в море в единственном числе, предотвратить не мог, то версия «мы из будущего» имеет хождение, как «одна из». И вместо того, чтобы пресекать в зародыше распространение, расстреливая всех посвященных, что на взгляд дерьмократов было бы естественным для кровавой гебни, наши предки поступили умнее, запустив множество параллельных, откровенно бредовых слухов — и про патриотичных белоэмигрантов, и даже про «подводные силы коммунистического Марса», который оказывается, абсолютно весь покрыт водой красного цвета (отчего красной — да потому что Марс, там сила тяжести и атмосфера другая!), и большие субмарины там одновременно могут быть и космическими кораблями. Был и десяток других, столь же экзотических версий — наиболее вероятной, при общем обсуждении, казалась, что мы потомки эмигрантов, но правильных, большевистских, которые еще при царизме основали где-то то ли в Бразилии, то ли в Антарктиде тайную колонию, как у Беляева в «Продавце воздуха», и усиленно двигали научно-технический прогресс, а вот теперь вернулись. Но мы точно наши, свои, советские — чему подтверждение визиты сюда и наркомфлота Кузнецова, и самого Берии, однозначно признавших нас за своих — а значит нас нечего опасаться, напротив, поскольку мы были легендарная «моржиха», гвардейский экипаж, сплошь орденоносцы, то местные сами стали понемногу перенимать от нас всякие мелочи, привычки, слова, манеры поведения, на чисто бытовом уровне. И уже полтора десятка семей образовались, люди-то молодые, и свыклись уже, что домой не попадем… Правда, в большинстве пока женились на местных те, кто там семьи не имел. Но девушки были у многих, ну не монастырь же мы, в конце концов, а еще нестарые здоровые мужики, к тому же пользующиеся здесь у женщин популярностью много выше средней. Но с каждой из избранниц наш «жандарм» лично проводил разъяснительную беседу — что муж твой человек безусловно наш, советский, но о его биографии ты не спрашивай, не ответит, это ему запрещено — если устраивает, совет да любовь, а нет, так до свидания.

Ну и у меня намечается. Наташа, из научниц, в Ленинградской Корабелке училась в сорок первом, на второй курс должна была осенью пойти. Двадцать лет ей, а в волосах уже седые пряди, ее в январе вывезли по Ладоге, она про блокаду рассказывала, ну никаких голливудских ужасов после этого не надо, а ведь не сдались наши, выстояли! Теперь надеюсь, хорошо все у нас будет, если только живым останусь — а впрочем, что с нами может случиться, хотя три раза тьфу, все-таки война, и море шутить не любит и ошибок не прощает. Короче, сейчас в загс, или до Победы подождать? Так чует сердце, не будет нам вечного мира, с янки сцепимся, они же захотят нас под себя нагнуть?

И главная новость, в нашем экипаже — командир женится наконец! Давно пора — странно товарищу Лазареву оставаться бобылем в сорок три, ну а что «лейтенант Аня» на него глаз положила, это всем было заметно давно.

А поступок командира, это пример для подчиненных. Так что, завершится эта возня с дюритами — решено, делаю предложение Наталье!

Все началось с того, что Анечка скромно так спросила:

— Михаил Петрович, а что такое «Дом-два»?

И как рассказать еще неиспорченной девочке, про этот аквариум с хомячками? Который я и видел пару раз, и то краем глаза, но наслышан был достаточно. Причем я так и не понял, а что собственно они должны были там делать, какая была конечная цель — в самом начале вроде говорилось что-то о настоящей стройке дома, который должен был достаться победившим. Что на мой взгляд, еще хуже — уважаю честное состязание между командами или игроками, но чтобы сначала идти в команде, а затем каждый за себя, и в процессе постоянно просчитывать момент, когда выгоднее предать, ударить в спину того кто впереди? Потому кстати, в записи мы нередко смотрели Диброва или Галкина, но никогда, «Слабое звено», кто помнит это телешоу, тот поймет, почему.

— Странно это, Михаил Петрович. Разве могут быть отношения, сами по себе, а не в процессе какого-то дела? Даже такого, как на общей кухне обед варить. Ты кому-то уступаешь, кому-то поможешь, и тебе кто-то так же. Это всегда суть, а не стараться себе кусок отхватить вперед всех.

Ну про коммунальный рай я наслышан. Классиков читал — и Зощенко, и Остапа Вишню, и конечно, Ильфа с Петровым.

— Нет, Михаил Петрович, мещанство это. «Вороньи слободки» тоже конечно, есть, но у нас в Ленинграде, как вспомню, и у нас, и у знакомых родителей, и у моих подруг, нередко бывало, что в комнатах двери не запирали, а то и замков не было — доверяли, считая что все свои. Соседка заходит — Матвеевна, я тридцатку возвращаю, мне утром в магазин, лишь после в собес, так я брала сегодня у тебя из комода. А если всех вокруг за врагов считать, то как же жить можно, это просто жуть какая-то? Или к вам там в будущем их мораль пришла, что конкуренция сплошная, и человек человеку волк? Тогда нам сейчас биться насмерть надо, чтобы у нас так не стало никогда!