Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев

Из небольшой бутылочки, что у него всегда была с собой, он запил небольшую таблетку. Через некоторое время, уже давно ставшее привычном давящее чувство в области груди стало ослабевать. Раньше легче становилось на пять-шесть дней. Сейчас же отпускало совсем на чуть-чуть. Вот так погуляешь немного на улице, подышишь полной грудью, а потом снова боль наваливается.

— Эх, — печально прошептал он, сплевывая таблеточную горечь. — Совсем, как чужие. Вот так…

Да, дожил. Супруга уже давно покинула его. В большой квартире, обстановка которой еще хранила созданный ею уют, остался совершенно один. Дочка, в которой они с супругой с детства не чаяли души и баловали, как только могли, около десяти лет назад уехала в столицу и с головой окунулась в новомодный дизайнерский бизнес. Сошлась с таким же, как и она, у которого на уме были одни лишь деньги. С той поры, всякий раз по приезду к отцу в гости, Николай Михайлович от нее слышал одно и тоже: кругом все плохо, люди быдло, никто ее не понимает, бизнес душат, работать не дают, никто не понимает ее гениальные идеи. Захлебываясь от восторга, она описывала свои проекты, которые удалось реализовать в каких-то закрытых поселках нуворишей: супердорогую отделку стен из ценных пород дерева, дорожки из редкого голубого мрамора, привезенные из Абхазии столетние лиственницы, какие–то безумные по вычурности арт-объекты. При этом она не забывала пожаловаться на свою жизнь, манерно кивая на свою «нищенскую» не брендовскую одежду, «бедняцкий» автомобиль, паршивый ежегодный отдых в Чехии и Черногории. Сидевший рядом с ней муж одобрительно кивал после каждого ее слова, не забывая приценивающимся взглядом окидывать квартиру.

— Как же мы так проглядели? — вздыхал Теслин, стоя у скамейки и уже, забыв, зачем он тут остановился. — Ведь ни в чем ей не отказывали. Хотели, чтобы у нее все было самое лучшее. Гэдээровскую говорящую куклу на день рождение — пожалуйста, югославские сапожки к выпускному — обязательно купим, деньги на ипотечный первый взнос — осилим. Что же с ней такое произошло? В кого же она превратилась? Или я, старый дурак, уже сошел с ума⁈

Вспомнился ему и единственный внук, Эдик, которого он видел, дай Бог памяти, всего три или четыре раза. Все эти случаи у него врезались в память так, что и сейчас стояли перед глазами. Взять, к примеру, его последний приезд сюда с полгода назад. Выпускной класс, уже взрослый считай. Гайдар в этом возрасте уже полком успел покомандовать, а он сам на заводе полторы взрослые смены пахал за лишний продуктовый паек. Приехал чистенький весь, ухоженный, с иголочки одет. Волосики аккуратно расчесаны, один к другому. Только неживой какой-то. Весь бледный, серый, как цемент. Часами ни с кем ни разговаривает. Уткнется, бывало, в свой телефон с лопату и что-то там смотрит. Он-то думал, что внук там что-то полезное высматривает: к школе реферат готовит, книгу какую-нибудь по литературе читает, физический опыт смотрит. Оказалось, не так! Уставившись в экран, внук какие-то кривляющиеся рожи рассматривал. Теслина, полюбопытствовавшего содержимым очередного ролика, едва сердечный удар не хватил от увиденного. На видео один подросток с нагловатой рожей давал задание второму съесть половину содержимого зубного тюбика с горчицей, а третьему — намазать лицо, руки и живот гуталином. На его вопрос о причине такого поведения, внук со смехом ответил о лайках и популярности.

После этого разговора Николай Михайлович долго не мог прийти в себя. Всю ночь он ворочался на кровати с бока на бок, вспоминая лица тех подростов. На какой–то миг ему показалось, что он заснул в одной стране, а проснулся совсем в другой. Не могли же люди так быстро измениться. Даже обезьяне, если верит старику Дарвину, потребовались сотни тысяч лет, чтобы чуть-чуть приблизиться к человекообразному облику. Здесь же за какой-то десяток лет случилась дикая деградация нескольких поколений, многие из которых, если судить по их поведению, практически полностью утратили человеческий облик.

— Ладно, хватит. Нагулялся, — Теслин с удивлением уставился на входную дверь в корпус; он даже не заметил, как оказался здесь. — Эх, с такими мыслями лучше и на улицу не выходить… К сожалению, другие мысли в последнее время и не приходят.

В этот момент из проходной, стоявшей в паре десятков метров правее, быстрым шагом вышел директор, моложавый мужчина лет пятидесяти с хвостиком. Заметив Теслина, он тут же направился к нему.

— Михалыч, зайди-ка ко мне. Разговор есть, — он приглашающе махнул рукой в сторону. — Пошли, пошли.

Теслин молча кивнул. Директор сегодня выглядел как-то иначе, чем обычно. Обычно он проносился мимо, бросив на ходу что-то похожее на приветствие. Постоянно с кем-то нервно говорил по телефону, то и дело срывался на своих замов и главного бухгалтера. Лицо его находилось в непрестанном движении: дергались щеки, брови. Сейчас же, первый раз на памяти Теслина, директор выглядел расслабленным и умиротворенным.

— Проходи, Михалыч. Присаживайся. Хорошо тебя встретил, а то выговориться мне надо, — с этими словами он вытащил из своего шкафчика поднос с бутылкой коньяка и тарелочкой с нарезанным лимоном. — Давай, выпьем, — директор быстро разлил ароматную янтарную жидкость по рюмкам. — За свободу.

Теслин хмыкнул в ответ на такой тост, но предложенную рюмку взял.

— Пей, давай. От рюмки-то ничего не будет, — директор с выдохом опрокинул в себя рюмку. — Хороша… Михалыч, все. Кончилось. Купили наш завод.

Выпитый коньяк у Теслина едва колом в горле не встал от услышанного. Сотни раз они слышали от директора, что он вот-вот продаст свою долю в предприятии. Уже привыкли к этим угрозам. Всем казалось, что этот суетливый мужичок, который тут начинал с самых низов, будет на этом месте еще не один десяток лет. Ведь он здесь считался своим человеком, который выслушает и войдет в положение, если что.

— Кто? — единственное, что смог выдавить из себя Николай Михайлович.

— Синявин, — выдал директор, разливая коньяк заново. — Давай, еще примем.

Однако, тот демонстративно отодвинул рюмку.

— Синявину? Этому, что молодой да ранний? Ты, что наделал? Неужели не понимаешь? — Теслин едва не задохнулся от возмущения, вспомнив персону Синяина — владельца крупного холдинга, их главного конкурента на рынке. — Он