Иуда - Елена Валериевна Горелик

— Тогда предлагаю вам ещё одну ситуацию, — сказал директор турфирмы. — Готовы?

— Да.

— Тогда начинаем…

Смена обстановки случилась мгновенно. В самом прямом смысле этого слова: я лишь на долю секунды опустил веки, смигивая пылинку, попавшую в глаз — и вот вокруг меня совершенно другой антураж.

Не залитая ярким диодным светом современная кухня, а полутёмная комнатка, уставленная антикварной мебелью — тоже тёмных тонов. На деревянном столе — шандал на три свечки. И в нём, что характерно, конкретно свечи, с огоньками и потрескиванием… Стоп: почему изображение нечёткое? В чём дело?

Пошевелив рукой, я понял, что попал. Причём, во всех смыслах этого слова.

На мне была одежда из тех, что я привык видеть на старинных портретах семнадцатого века. Откуда-то всплыло слово «кунтуш», притом, сшитый из весьма недешёвой ткани. Но не это потрясло меня до глубины души.

Рука принадлежала человеку, явно некогда имевшему отношение к воинской службе. Но было это много лет назад: состояние кожи и пятнышки на ней сразу многое говорили о возрасте персонажа. Итак, я старик? Как же в этом убедиться? Поглядеться в воду? Хотя, нет: вон зеркальце на стене висит… Зеркала здесь ещё те, да и не положено, как будто, солидному немолодому вельможе в зеркало глядеться. Чай, не девица. А «солидный немолодой вельможа» — это, на минуточку, я сам.

А рожа-то знакомая… Прямо до боли.

Ну, здравствуй, Иван Степанович. Век бы тебя не видеть, старый подонок.

Я — старик. Более того: я — Мазепа.

Охренеть.

2

От шока я отошёл на удивление быстро. Злость помогла.

В моей семье из поколения в поколение переходило предание, как нашего предка в числе тех 15 несчастных казаков этот урод самолично вёл крымчакам «в подарок», а запорожцы его перехватили. Хотели казнить, да гетман Самойлович заступился… Угадайте, чем отплатил Мазепа своему благодетелю? Правильно: отнял у него булаву гетманскую, добился высылки в Сибирь, а сына пристроил на эшафот. Так вот, насчёт предка — тот сыну своему всё передал, уже после Полтавы. Сын — внуку, и так далее. Мне мой отец это рассказывал, а я своему мелкому тоже успел передать.

И вот я — Мазепа. Тот самый ублюдок, из-за которого мой род едва не закончился ещё в 1674 году.

Просто охренеть.

Интересно, какая сейчас дата на календаре?

3 июля 1708 года от Рождества Христова — всплыло в сознании. Ой, а кто это здесь? Неужто сам Иван Степаныч? Сознание как будто подавлено, а вот кое-какие сведения могу брать свободно. Но не буду обольщаться: этот подонок был известен тем, что умел выкручиваться из крайне неудобных ситуаций. Если «проснётся», то наверняка попробует меня подмять. Убеждать в своей правоте и безгрешности он умел… сукин сын.

Но если на дворе начало июля 1708 года, даже по старому стилю, то это означает, Искра и Кочубей либо уже здесь, либо на пути. И я нахожусь в ставке Мазепы в Борщаговке. И, между прочим, это означает, что Мазепа — то бишь я — уже принёс вассальную клятву Карлу Двенадцатому. То есть положеньице, мягко говоря, ещё то.

За окном восточный горизонт наливается призрачным жемчужным сиянием: скоро рассветёт. У меня есть пара часов на обдумывание ситуации, а дальше придётся играть роль этого ублюдка, который всю свою сознательную жизнь только тем и занимался, что предавал всех, кому был хоть чем-то обязан. И что теперь? Идти по проторенной дорожке, чтобы старшина, поставившая всё на союз со шведами, на копья не подняла? Или… сыграть в одну интересную игру?.. А ну заткнись, урод! Я те поскулю сейчас! Нашёл время, чтобы проснуться, обнаружить здесь меня и понять, что не способен управлять телом. Заткнись, или удавлю нахрен!

«Я могу быть полезен… Я многое знаю…»

«Я знаю, что ты многое знаешь, ***дор старый. Но если хочешь пожить ещё немного, заткнись».

«Мы с тобою могли бы всё изменить!»

«Изменим, не сомневайся. Уж теперь-то точно изменим…»

Злость заставила меня напрячь душевные силы и стряхнуть тот тонкий морок, который исходил от слов Мазепы, запертого в этом теле как в тюрьме. Да, он действительно мог убедить кого угодно.

Но только не меня.

«Слышишь, урод?»

«Слышу, разумею… Однако же с моею властью и твоим знанием мы сможем добиться куда большего, нежели сейчас…»

«И в этом тоже не сомневайся, подонок. Добьёмся. Обещаю».

Рассвет обещал не только новый день, но и новую реальность. И только сейчас, наведя кое-какой порядок в мыслях, я задался вопросом: интересно, с кем это меня судьба на вокзале свела-то? И где, в таком случае, его трость с набалдашником в виде головы пуделя?

Я постараюсь докопаться до истины. Но для начала надо выжить. И не просто так, а ещё и исправить многое, что натворил этот старый негодяй.

1

Я совершенно не склонен к истерикам, иначе на работе давно бы уже застрелился. Наверное, только это и спасло меня сейчас от полноценного «сдвига по фазе».

Нужно было осознать положение и вспомнить всё-всё-всё, что было известно и об этой, прошу прощения, личности, и о фактах, связанных с его действиями в 1708 году. В том самом году, когда ему удалось полностью зачистить оппозицию в своем ближнем кругу и уже со спокойной душой открыто перекидываться на сторону Карла.

Да, вот именно, что со спокойной душой. Покопавшись в памяти персонажа — он активно возражал, но поделать ничего не мог — я обнаружил, что Мазепа действительно свято верил в непобедимость шведов. Аргумент был примерно следующий: раз уж если он победил польское и саксонское воинства, то уж Петра-то точно размотает, сколько бы там солдат в его армии не было. Ну, то есть, Иван Степаныч мыслями всё ещё пребывал в 1700 году. Он не верил, что Пётр сумел за восемь лет сделать из своей армии хоть что-то путное. А значит — что? Правильно: как говорил персонаж известного кинофильма — «Вовремя предать — это не предать, а предвидеть».

«А не предал бы — так и помер бы в славе, полновластным гетманом Левобережья. И продолжал бы предавать», — мысленно поиздевался я над персонажем, поделившись с ним послезнанием.

«Реципиент» благоразумно промолчал. Приходилось как-то уживаться с этим «голосом в голове». Он не мог управлять собственным телом и перекрыть мне доступ к своей памяти, а я не мог