Александр Конторович - Паутина.

— Так все ж у нас ныне «креативные»! В себе уверенные, думают — их-то это не затронет! Умные — прорвутся. Пока ещё никого не приперло — эти фокусы с кредитами года два только пошли, ни к кому ещё банковские «братишки» в дверь не постучали. Ну, разве уж к совсем безголовым идиотам — банки-то всю полноту информации имеют. Куда ходишь, где тусишь, сколько и за что платишь — микрочип-то всегда с тобой! Вся информация поступает в режиме реального времени. Платежи-то — именно через микрочип и идут! А ты в эту машину всем хавальником залез! От чипа отказался — уже подозрительно. Не хочешь быть как все! Кредит раньше времени возвращать стал — ещё один звоночек! Неправильный человек — из общей массы выделяешься! Управлять тобой сложно — а это никому не нужно. Вот банк твоему шефу и намекнул… тоненько так… Не надо, чтобы ты возможность чрезмерного заработка имел. Чай, не олигарх — не положено! Так что, друг мой ситный, с работой теперь можешь распрощаться — не светит тебе более ничего, куда ни сунься!

Так оно и вышло. Все попытки как-то устроиться потерпели полное фиаско. Схожу на собеседование, а через пару дней — отказ. «Фирма в ваших услугах не нуждается». И всё — вилы. Пришлось свой дачный участок в темпе продавать — а то и положенные ежемесячные платежи уже еле-еле тянул. Словом, кредит я отдал. Правда, на работу меня так больше нигде и не взяли — пришлось идти за пенсией. Она мне, как бывшему военнослужащему, с сорока лет полагается. Почему, с сорока, а не с шестидесяти пяти, как у всех? Да, потому…

Закон этот приняли одновременно с президентским указом о сокращении численности армии. Раз в пять. Мол, для того, чтобы не обижать военнослужащих, увольняемых в запас. Типа — вы свой долг исполнили, можете более всю жизнь не работать. И это верно, ибо по другому закону, работающему пенсионеру пенсия не выплачивается. Либо ты пенсионер — тогда милости просим за пенсией. Либо вполне работоспособный человек — тогда ты и сам себя обеспечить можешь.

А заодно сократили денежное довольствие военнослужащих. Раза, эдак, в три. Генералам — тем, наоборот, повысили. И солдатам рядовым — тоже, хотя и не очень намного. А вот офицерский корпус (до полковника) попал под раздачу. И встала перед многими проблема — что делать? Служить — за гроши, или на пенсию, благо что она не так уж и намного от оклада нынешнего отличается? Вот многие офицеры и ушли… Когда дома жена недовольная ворчит, дети голодные сидят… Отчего голодные? Так ведь бардак у нас, в армии-то… Зарплату задерживают постоянно — слишком армия большая, за всем уследить трудно. Это не отдел соцобеспечения — здесь всё компьютеризировано, девушки миловидные сидят, не хмурый начфин… на них и посмотреть приятно. А войска компьютеризировать… зачем? Войны нет и не предполагается, мы ныне со всеми дружим — только что в десны не целуемся. По всей земле — мир и благолепие. Только в Африке дикой, да на вечно дурном Востоке, друг друга режут… Так там это испокон веков было. До нас — далеко, мы туда не лезем, интересов у страны в этом регионе нет. А пошлют туда наших солдат — так у негров компьютеризации и вовсе никакой не имеется… Так обойдемся. Тем более, что инструктора всегда присутствуют — и вовремя подскажут. У них-то все есть!

Вот и начали уходить со службы офицеры, имевшие боевой опыт. Прошедшие Чечню и всякие прочие «горячие» точки. Те, кто реально мог управлять солдатами в бою…

Как всё это началось?

Нет, никакой войны не было, никто нас не завоевывал. Не прозвучал ни один выстрел, не провернулась ни одна танковая гусеница. Грозные боевые машины продолжали мирно стоять в ангарах.

Я хорошо помню тот день… Как раз, именно тогда, мне выпало дежурство по части. С утра всё было как-то обыкновенно и буднично. По зомбоящику транслировали прямое включение с очередного лагеря очередных «несогласных». Уж с кем или с чем конкретно они не соглашались в данный момент — никого уже не интересовало. Ну сидят, ну вопят чего-то время от времени… пускай вопят.

Внезапно мирная картинка на экране сменилась заставкой — «Перерыв по техническим причинам». Что-то там, на экране моргнуло… не разобрал.

Спустя минут пять, там возник телеведущий.

— Уважаемые телезрители! Приносим свои извинения за перерыв в трансляции. Наши специалисты работают над этим, и в самое ближайшее время мы восстановим прерванное вещание… — он скосил глаза куда-то вбок. — Прошу прощения! Только что мы получили информацию, что на месте репортажа произошел взрыв огромной силы! Других сведений мы пока не имеем, но постараемся предпринять все меры, чтобы обеспечить своевременное получение новостей! Оставайтесь с нами!

На экране потянулись кадры из прошлых телерепортажей. Показывали лидеров оппозиции, митингующих…иногда там появлялся президент или премьер-министр — каждый раз снятые с какого-то неверного ракурса. Никак не могу причислить себя к мастерам фото или киносъемки, но, наверное, я сам снял бы лучше…

— Экстренное сообщение! На месте лагеря оппозиции произошел взрыв! По неподтверждённым данным взорвалось неустановленное взрывное устройство! Имеется большое количество пострадавших, есть погибшие!

На экране замелькали кадры — оператор снимал прямо с рук, камера дрожала и ходила ходуном. Да уж… неслабо ребятам досталось… Этот парень точно уже не жилец — ногу по бедро оторвало. И вон та девушка — там вообще всё плохо…

И понеслось…

На место происшествия вызвали саперов, оцепили всю площадь… словом, всё, как обычно.

Изредка заглядывая в комнату дежурного, я продолжал ходить по части туда-сюда, никакое ЧП в городе моих обязанностей не отменяло.

А там транслировали жуткие картинки. Крупным планом показывали оторванные руки-ноги, груды какого-то тряпья (чем это было раньше?) и кровь. Повсюду — на асфальте и листьях кустов, на стволах уцелевших деревьев.

События принимали нешуточный размах. К вечеру на место взрыва выехал даже президент — выразить свои соболезнования родственникам погибших и уцелевшим митингующим.

Камера показала и его — целеустремленно шагающего между обломками и поваленными деревьями.

На том месте сейчас парк.

Парк имени президента.

Все прочие, кто оказался в этот момент рядом — такой чести не удостоились. Остались только три столбца фамилий на памятнике, который теперь стоит в том самом парке.

Как оказалось, в газовой магистрали своего часа дожидалось ещё одно взрывное устройство — гораздо более мощное. Взрывом выкопало в земле двухсотметровую траншею. Вокруг не осталось почти ничего — отлетевшую камеру сняли с крыши дома в ста метрах от места расположения операторов.