Михаил Ахманов - Флибустьер

Он вздохнул, задумавшись о промелькнувшей жизни. Она была пестрой, как конфетти, как коврик, сшитый из цветных обрезков ткани. Вроде бы никто не сомневался, что Андрюша станет циркачом и семейной традиции не посрамит – все при нем было, и сила, и ловкость, и кураж… А получилось иначе. Совсем иначе! Закончил цирковое училище, срочную отслужил, вернулся в Москву – и понеслось… Все в начале девяностых вдруг переменилось: рубль не рубль, страна не страна, артист не артист! Рубль упал ниже прежней копейки, страна рассыпалась, а что до артистов, особенно цирковых, так у тех животы прилипли к позвоночнику. Почетная профессия, но есть да пить тоже надо, тем более гимнасту-акробату. У Леночки и Володи-канатоходца, супруга ее, уже намечалось прибавление семейства, и Серовы, стесненные нуждой, замотанные грошовыми халтурками на всяких утренниках, уже помышляли о том, чтобы продать прадедову квартиру и перебраться куда-нибудь на московскую окраину. Удерживало одно: понимали, что деньги проживут и останутся ни с чем в хрущобах. Подвернулся, однако, ловкий импресарио, сколотил труппу, вывез в Германию на гастроли, а затем в Италию и Францию. Два года Серовы с ним таскались – из Гамбурга в Мюнхен, из Мюнхена в Милан, из Милана в Бордо… Жили как цыгане, то в вагончиках, то в отелях пятого разряда, с клопами под подушкой. Андрей был занят в пяти или шести аттракционах – стрелял, метал ножи, жонглировал, работал с першем, изображал то клоуна, то униформиста в чужих номерах. Потом вроде удача блеснула – контракт в Нью-Йорке предложили, выгодный, трехлетний, с возможностью продления. Но тут уж Андрей взбунтовался, почувствовал, что жизнь проходит зря и что метать ножи ему поднадоело. Мама с Леночкой плакали, Володя окрысился – номер, мол, разрушаешь, но отец, тяжело вздохнув, сказал: на родине и вороний грай кажется пением канарейки. Поезжай, сынок! С тем и расстались; Андрей отправился в Москву, а семья – за океан. Со временем устроились неплохо. Богатая страна – Америка!

Что до Серова-младшего, то он решил разбогатеть – то есть, не отставая от веяний времени, податься в бизнес. Имелись у него хорошая квартира и кое-какие сбережения; закончил он курсы бухгалтеров, открыл фирмешку по торговле импортом, арендовал киоски на трех московских рынках, завез из Польши джинсы и куртки из Турции, но вдруг оказалось, что есть статья, не предусмотренная бюджетом: оплата покровительства. Платить за «крышу» Серов не захотел, рассчитывая, что физическая подготовка у него на высоте; купил, на всякий случай, пистолет и стал таскать за поясом обрезок водопроводной трубы. Но на него никто не покусился, просто в один прекрасный день киоски спалили со всем товаром.

Очень это его обидело. Думалось по молодости лет, что хуже беспредела не бывает, но власти он в потворстве не винил. Дело завели как положено, виновных не сыскали, однако объяснили, что время нынче лихое, стреляют то журналиста, то депутата, и на этом фоне три киоска с куртками и джинсами – мелочь, даже совсем ерунда. Ну, а коли есть желание установить порядок, так приходи и устанавливай! В рамках закона, разумеется, зато своими собственными руками.

Серов это выслушал, принял за чистую монету и пошел служить. Ноги у него были быстрые, руки ловкие и голова не пустая – как-никак, в торговле повертелся, плюс три европейских языка, владение оружием и общая интеллигентность. К тому же еще московская прописка и никаких посягательств на казенную жилплощадь. С такими данными направили его на курсы, потом в Высшую школу милиции, и не прошло трех лет, как получил Серов лейтенанта и был зачислен в уголовный розыск. Там, однако, не прижился, перешел в ОМОН, попал в Чечню, воевал отважно, но неудачно – в машине горел, едва не расшибся в подбитом вертолете, а под конец и пуля его нашла. Боевые и положенное за ранение не заплатили ввиду недавнего дефолта. Судиться и качать права не стал, ушел. Поработал в ЧОПе, частном охранном предприятии, потом, через прежних знакомцев в УГРО, выправил лицензию детектива.

Пестрая жизнь… Но скорее не яркий тряпичный коврик и не конфетти, а зебра: полоска черная, полоска белая. А что в конце?.. – думал Серов, разглядывая семейную афишу. Смотря по тому, откуда полоски считать: если от хвоста, до гривы доберешься, а если от шеи – до задницы.

Он ухмыльнулся, вытащил из сейфа десяток картонных папок и проследовал к магнитофону и компьютеру, в кабинет. Включил то и другое, прослушал запись беседы с Татьяной Олеговной, пустил ее снова, помедленней, и застучал по клавишам, загружая информацию в компьютер. Закончив, отпечатал лист, выбрал пустую папку, надписал ее красным фломастером: «Добужинский Константин Николаевич, Москва. Исчез 20 августа 2002 года». Сунул лист в досье, а остальные разложил перед собой.

Кроме дела Добужинского еще три папки были надписаны красным, а пять – синим. Красная пометка – три его неудачи, люди, которых он искал и не нашел, синяя – другие личности, не попадавшие ему в розыск, но тоже словно канувшие в пустоту. Те и другие исчезли необъяснимо, при загадочных обстоятельствах, не связанных с внезапным побегом, похищением или, положим, со сменой личности с целью защиты важного свидетеля. Все подобные резоны исключались; ни один из девятерых не имел отношения к криминалу, не пытался скрыться от врагов, которых, в сущности, не было, и не знал чего-то такого, за что бандиты или секретные службы могли бы содрать скальп и открутить голову. Обычные люди… может быть, кроме одного…

Раскрыв досье, Серов пробежал глазами текст.

Владимир Понедельник из Москвы, красная пометка. Программист, одинокий, замкнутый, 36 лет; работал в компьютерной фирме «Параграф». Исчез в ночь на 1 января 2001-го, когда встречал в компании друзей первый год миллениума. Вышел покурить к раскрытой форточке на кухню, и больше его не видели. Пропал из квартиры в высотном доме, с семнадцатого этажа…

Наталья Ртищева, город Чехов, Подмосковье. Красная пометка. Врач-терапевт из районной больницы, доброжелательная, общительная. Замужем, мать двоих детей, 42 года. Исчезла в марте 2000-го из ординаторской на глазах пяти коллег. Подошла к двери, но не открыла ее, а словно растаяла в воздухе, как сообщили свидетели. Две врачихи лишились чувств, трое, мужчина и еще две женщины, пришли в состояние шока. Серов расследовал этот случай по горячим следам и снял, как говорится, самые свежие показания. Потом свидетели их изменили (видимо, договорившись меж собой): в новом варианте утверждалось, что Ртищева все-таки открыла дверь и вышла в коридор. Но это никак не объясняло ее пропажи.

Игорь Елисеев, Петербург. Красная пометка. Сотрудник Библиотеки Академии Наук, историк и филолог, по отзывам – большой эрудит. Не женатый, проживал с отцом и матерью, 24 года. Исчез в ноябре 2000-го из лифта: сел на втором этаже, поехал на пятый и не доехал. Хватились его не сразу, но обстоятельства исчезновения восстановили полностью. Этим случаем Серов занимался по просьбе родителей Елисеева, с выездом в Питер. Потратил три недели, не нашел, от гонорара отказался.