Вервольф. Заметки на полях "Новейшей истории" - Алесь Горденко

1993, 27 апреля

Чёрная иномарка с тонированными стёклами остановилась на краю пустыря – дальше было не проехать. Бурьян, кучи мусора. Глухая окраина городишки под столицей, позабытая и людьми, и Богом. Несколько деревянных развалюх, расселённых по ветхости. Ни одной целой рамы в окнах, следы выдранных труб и голые крыши – металл отсюда унесли весь. Да и вообще всё, что может пригодиться в хозяйстве.

– Шеф, нам точно сюда?

Шеф ничего не ответил. Вышел, хлопнул дверцей и направился прямиком к крайней халупе.

В таком настроении водитель наблюдал его всего несколько раз, в основном – на кладбище на окраине Мошковца. Там была похоронена любимая женщина Шефа. Совсем небольшой, но густо засаженный плакучими ивами участочек. Посредине – памятник: свеча из белого мрамора, а в пламени – голова молодой красавицы с длинными локонами. Одно слово: «Мария». Ни фамилии, ни дат жизни. Шефу было достаточно. Он разговаривал с ней, как с живой. О чём – этого водитель не знал, ибо к Шефу в этот момент было лучше не подходить. А водитель и так его боялся до ужаса.

В правительственном гараже он работал уже более четверти века. Довелось возить самых разных людей: умнее, глупее, наглее, хитрее. А такой попался впервые. Водитель, конечно, слышал эту байку: когда-то давно Шеф попал в руки гэбистов и те испытали на нём какой-то психотропный препарат, давший неожиданный эффект. Но мало ли чего понапишут в перестроечной прессе про чекистов!

Не смешно стало, когда он заглянул Шефу в глаза. Вернее, Шеф заглянул в глаза водителя. При первом личном знакомстве и рукопожатии. В светло-серых очах Шефа не прочитывалось ничего. А вот его взгляд... Какой там рентген! Что может эта медицинская игрушка?

– У вас нехорошо на душе, – произнёс Шеф вместо приветствия. – Вы боитесь. Чего вы боитесь?

Водитель пробормотал что-то такое про нового пассажира. Шеф не возражал. Улыбнулся.

– Меня можете не бояться. Я хоть и знаю всё, в том числе и про вас, но к человеческим слабостям отношусь с пониманием.

И ведь, похоже, он не шутил. Знал ли Шеф всё – неизвестно, но к его рентгену абсолютно точно прилагались звериное чутьё на любые опасности и полная беспощадность. И очень специфическое везение: с людьми, которых угораздило стать врагами Шефа, как-то очень быстро случались неприятности. Вот жил человек, а потом раз! – и прибрал Господь. Причём по абсолютно естественным для любого судмедэксперта причинам. Так что водитель не сомневался: если однажды Шеф обнаружит за ним слабость, к которой нельзя отнестись с пониманием... Задохнулся угарным газом в гараже, мало ли.

А вообще – Шеф был исключительно вежлив, всегда обращался на «вы». Говорил мало и спокойно, не повышая голоса. Смотрел, в случае чего, с пониманием и сочувственно. Как на большинство из тех, с кем потом случались абсолютно естественные неприятности с летальным исходом.

Что-то человеческое в Шефе, впрочем, тоже было. Не обращая внимания ни на кого (и уж тем более на такую мелкую пакость, как водитель), он мог долго, взасос целоваться со своей женой, которую встречал в аэропорту. Да, вот прямо там, в аэропорту. Или часами разговаривать на кладбище со своей Марией, как с живой. В первом случае выяснялось, что Шеф способен на нежность, ласку и все прочие лучшие чувства, воспетые романтиками; во втором – что самое трудное для Шефа – это кого-нибудь простить. И поэтому лучше не выходить за пределы маленьких человеческих слабостей, к которым Шеф относится с пониманием.

Он захлопнул дверь автомобиля и пошёл прямиком к крайней развалюхе. Водитель запер машину и засеменил следом – за жизнь Шефа он, в некотором смысле, отвечал головой.

Непонятно было ничего. Какая-то совершенно внезапная поездка. Вызов после обеда, посреди рабочего дня, короткое распоряжение «едем в Варский!». Никаких машин сопровождения с охраной – только они двое, в одной иномарке. И почему-то сюда, на заброшенную окраину этого городишки, в царство расселённых халуп и помоек.

Шеф зашёл в крайний подъезд, огляделся. Старый, трухлявый деревянный дом; старая, трухлявая, местами уже разваливающаяся лестница на верхние этажи. Бывшие квартиры с распахнутыми или вовсе выдранными дверями, кучи всякого хлама на полу.

Ветер гуляет…

На первом и втором этажах Шефа ничто не заинтересовало. Стараясь не наступать на гнилые ступеньки, чтобы не провалиться, он поднялся на последний, третий этаж. И произнёс: «Это что за чёрт?».

Одна из квартир верхнего этажа не только сохранила дверь – эта дверь была закрыта. Шеф толкнул её – дверь не поддалась. Заперто? Шеф дал по ней пинка. Дверь затрещала, но устояла.

– Вам помочь, Джордж Джорджиевич? – водитель тоже успел забраться на третий этаж.

Внезапно Шеф сунул руку водителю за пояс и выдернул его табельный пистолет. Передёрнул затвор и высадил три пули в замок.

Старая дверь распахнулась. А ещё – раздались какие-то хрипы, стон и звук падающего тела.

За дверью была малюсенькая квартирка. Прямо – узенький коридор, ведущий на кухню; справа – две смежные комнаты, которые, по идее, должны были быть одной нормальной комнатой. Слева – узкое пространство, в которое умещались вешалка для верхней одежды и отгороженное от неё некое подобие санузла:

унитаз, душ, полтора метра между ними для бельевых верёвок.

На полу коридора лежал бомж. Обычный такой оборванец. Шеф попал куда надо… или куда не надо. Короче – в груди бездомника было два пулевых ранения, на пол уже густо сочилась кровь, а сказать несчастный ничего не мог – только хрипел в агонии.

Шеф шагнул в квартиру. Из крайней комнатёнки донёсся дикий вопль и умоляющее:

– Не убивайте!..

В комнатке обнаружился какой-то полуразвалившийся диван; за диваном пытался спрятаться второй бомж.

– Ты кто? И откуда здесь взялся? – глухо спросил Шеф.

Глотая слова, заикаясь и трясясь от ужаса, бездомный кое-как пояснил – они здесь поселились, потому что бомжи, а эта квартирка показалась им самой благоустроенной во всём доме. Да и верхний этаж – не каждый любопытный пацанёнок залезет. В общем…

– Я ничего не сделал! Не убивайте…

– Вытащи труп в любую соседнюю квартиру и убирайся.

Водитель хорошо знал эту негромкую, но страшную интонацию Шефа. Шеф вообще почти никогда не повышал голоса. Просто вот таким тоном он принимал окончательные решения…

Трясущимися руками бомж поднял тело своего товарища, обхватил