Андрей Величко - Юрьев день (СИ)

Мне уже давно хотелось есть, а тут вдруг резко и страшной силой захотелось совершить обратный процесс. Я набрал полную грудь воздуха, поднатужился и заорал. Получилось не как ночью, а громко, звонко и переливчато. Ну не гадить же под себя в постели! Пусть хоть на руки возьмут — младенец же, не надорвутся сначала поднять, а потом почиститься.

Вот она и закончилась, золотая пора младенчества, про которую, кстати, никто из хоть сколько–нибудь заметных классиков вроде бы ничего не писал. Наверное, таланта не хватило — я бы, например, точно не взялся такое описывать. И, значит, началось детство. За ним, насколько я в курсе, наступит отрочество, потом юность. Правда, кто из Толстых написал серию повестей с такими названиями, припомнить мне не удалось, в прошлой жизни я этого банально не знал. Если бы знал, обязательно вспомнил бы, ибо память младенца — это, честно вам скажу, что–то с чем–то. Главное — сообразить, что ты это помнишь, а потом воспоминания пойдут сами собой и уже не потеряются. Теперь я понимаю, почему кто–то очень известный (кто именно — не в курсе, так как никогда не интересовался) заявил, что в младенчестве все люди являются гениями. Дураками они становятся потом, повзрослев. В общем, только скромность могла удержать меня от признания свой гениальности в самом начале второй жизни. Могла бы, но не стала ввиду своего отсутствия.

Впрочем, так я считал исключительно молча, про себя. Для того чтобы не говорить подобное вслух, скромность была не нужна, хватало простой осторожности.

Алик Романов, то есть я, рос спокойным и молчаливым ребенком. До двух лет он в полном соответствии с планами вообще не говорил. И даже немного подзатянул свое молчание, потому как дату моего рождения мне тогда никто не сказал, да и узнать, какое сегодня число, было не так просто. Но я спохватился почти вовремя и начал, причем, как оказалось, не очень правильно. В словах «папа» и «мама» ударение здесь было положено ставить на втором слоге. Хорошо хоть «няня» произносилась по–человечески!

Потом я быстро освоил «да» и «нет», и последним приходилось пользоваться значительно чаще. Дело в том, что окружающие постоянно хотели обозвать меня какими–то совершенно неподходящими кличками. Ладно, когда кормилица звала «ангелочком» — это прекратилось само собой вместе с переходом на нормальное питание. А, скажем, «Сандро» — вам такое понравится? Вот и мне тоже нет. Просто Сашей меня почему–то никто не звал, так что во избежание чего–нибудь худшего пришлось согласиться на Алика. Так меня назвал старший брат Ники, с которым мы стали очень дружны. А как иначе — это же будущий император Николай Второй! Впрочем, пока он даже не цесаревич, так как дедушка, Александр Второй, еще живехонек, чтоб ему пусто было с его неизвестно каким местом придуманными реформами. Отчего, блин, эти народовольцы такие уроды, что покушение у них удастся только с восьмого раза? В Америке вон, как понадобилось, так сразу Авраама своего Линкольна шлепнули, и без всяких неудачных попыток. Правильно их в моем мире повесили — страшно далеки они были от народа. Не был бы Каракозов столь безруким и не промахнись он в царя еще в шестьдесят шестом году, осталась бы Аляска русской, уж мой отец–то ее точно продавать не стал бы. И, возвращаясь к деду, даже первая жена Александра–освободителя еще жива, что меня особенно напрягало. Дело в том, что императрице скоро предстояло умереть от туберкулеза, а это означало, что он, скорее всего, уже перешел в открытую стадию. Хорошо хоть, что мне удалось заранее вспомнить, как она выглядела — слава безукоризненной младенческой памяти, видел–то ее портрет я в прошлой жизни всего раз и особого внимания тогда на него не обратил. Однако узнал сразу, как только эта разносчица палочек Коха зашла в комнату, и на всякий случай закатил истерику, благо возраст позволял. В общем, мне удалось избежать объятий и обливаний слезами и прочими выделениями, а вот Николаю — нет. И маленький Жоржи, в другом мире будущий цесаревич Георгий, тоже не успел спрятаться. Не исключено, что именно от бабушки он и подхватил туберкулез, который в конце концов сведет его могилу на переломе веков. Оставалось только радоваться, что императрица посетила Аничков дворец, где жила наша семья, всего раз и вообще много времени проводила в Крыму и в Италии.

К трем годам я в первом приближении составил планы на ближайшее десятилетие. Главной задачей было признано завоевание полного доверия старшего брата и его воспитание в требуемом ключе.

Разумеется, я прекрасно знал, как в случае отсутствия дополнительного влияния с моей стороны будет править Ники и чего добьется своим правлением. Первое время я даже потихоньку прикидывал, можно ли его как–нибудь прибить и не спалиться при этом, чтобы на трон, когда придет время, сел уже не он, а я. Но, подумав, признал подобный образ действий неоптимальным. Ведь Николай сейчас никто! И что из него вырастет, в немалой степени зависит и от меня в том числе. А вот я уже вполне сформировавшаяся личность, и сомнительно, что здесь мне удастся радикально перевоспитаться. Без этого же мои перспективы выглядят не очень радужно — уж свои–то недостатки я знаю неплохо. Главный из них — почти полное отсутствие способностей к руководству. То есть стоять во главе небольшого коллектива единомышленников у меня выйдет, это проверено. А вот командовать произвольно подобранными людьми, да еще если им не нравится то, чем предстоит заниматься — нет. К сожалению, в этом я тоже имел возможность убедиться на практике, когда меня чуть ли не с позором турнули из замзавотделом обратно в ведущие инженеры. Причем, что самое обидное, это было совершенно справедливо. Так что пусть лучше Ники приобретает качества, коих у него в другой истории не было, и садится на трон, а я скромненько так постою рядом, время от времени подавая ценные советы. Если же у меня ничего не выйдет и старший брат вырастет таким же недоумком, что и в моей истории, тогда и прикинем, что с ним вдруг ни с того ни с сего случится — несчастный случай на водах, смертельная болезнь или даже несчастная любовь, от которой он к изумлению окружающих возьмет и застрелится.

Кроме того, надо будет заранее подготовить пути отхода куда–нибудь в Новую Зеландию, где в ближайшие сто с лишним лет точно не будет ни войн, ни революций. Но это на совсем уж крайний случай, да и заниматься этим придется еще не скоро. Сначала должно кончиться не только детство с отрочеством, но и юность.

Однако дальнейшие раздумья привели к пониманию, что первоначальные планы нуждаются в корректировке. Помните, там было насчет не выделяться? Так вот, этот пункт вступал в противоречие с необходимостью приобрести влияние на Николая. Ибо сделать это проще всего было, отвечая на вопросы, которые он в силу пробудившегося детского любопытства задавал всем и про все, но приемлемых ответов не получал почти никогда. От него либо отмахивались, либо начинали сюсюкать. Так пусть у него появится стойкая привычка — если что непонятно, надо идти к Алику и спрашивать! Брат ответит всегда, даже если будет занят.