Юрий Валин - Запах снега

— Уру-ру-рра!!! — выли рядом. Уже вскарабкались на уступ, — десятка два, — одичавшие, уродливые, махали копьями и луками.

Отступать комдиву было некуда, выпрямился, распоясанный в набухшей кровью гимнастерке, вскинул наган. Щелчок, щелчок, — звонко треснул над рекой единственный выстрел. Толстый дикарь в каких-то чудных тройных рогах, изумленно скосил глаза на свою грудь, лапнул когтями костяные украшения и рухнул мордой вниз. Остальные попятились, всполошено выставляя копья. Снова тщетно щелкал боек револьвера, пятились низкорослые горцы. Еще перекатывалось над ущельем эхо выстрела.

Отец шагнул назад.

— Верка, уходите! Прыгайте. Река вынесет.

— Егор…

— Выполнять! — отец подхватил с земли, вырвал из ножен шашку.

— Уру-ру-рра!!! — снизу полезли решительно.

Лёшка видел, как сверкала в холодном воздухе шашка. Вдоволь когда-то погуляла Златоустовская сталь под Орлом и Курском, потом от Крыма до Туркестана добралась. Что белую кость крошить, что темную под мохнатой плотью — невелика разница. Но стрелы отбивать — то только в сказках бывает. А из гимнастерки латы слабенькие.

— Уходите, Верка!

Лёшку подхватила неведомая сила, — вышвырнули мамины руки за срез скалы, губя и спасая. Летел Лёшка на пенные камни, и верить тому не верил. Вода бурная не мягче тех камней оказалась, — вышибло дух мгновенно, закрутило в брызгах и холоде ледяном.

Пришел в себя на мелководье. Река урчала успокоенно. Тело — колода промерзшая. Выполз по камням тритоном издыхающим. Вокруг лес молчащий, только вода шумит. Деревья высоченные, стволы во мху зеленом. Почти секвойи, будь они прокляты. Прижал Лёшка к голове ухо оборванное, и, шатаясь, в чащу поковылял. Где та скала, то плато крошечное? Ничего в этом мире Лёшка не знал. Не знал, что с горными орками батя схватился, и что до ближайшего человечьего жилья месяц пути. Не знал, что люди там ничуть не лучше орков.

Одно знал — в тот день лучше было со своими погибнуть.

— Мы будем готовы не ранее начала зимы, — сказал лорд Эйди.

— Что ж, мой друг, всецело полагаюсь на вас.

Голос союзника, неизменно благозвучный и убаюкивающий, звучал дружелюбно, но лорду Эйди вновь почудилась насмешка. Пожилой мужчина обернулся, взглянул, — Нааг-Хаш полулежал на кушетке в своей излюбленной позе, облокотившись о мягкие подушки, по грудь укутанный в меховые одеяла. Согревал узкие ладони о бокал с горячей водой. Ресницы опущены, точеное лицо абсолютно беспристрастно. Слой пудры делал лицо светлым, почти человеческим. Умеет ли союзник смеяться, лорд Эйди не знал. Собственно, это было не важно. Нааг-Хаш не брат по вере, и уж тем более не друг. Союзник. Весьма полезный союзник. Об остальном будет время подумать позже. Светлый подскажет, поможет.

— Мне весьма жаль, что самое главное придется делать зимой, — сказал лорд Эйди. — Я знаю, как вы ненавидите холод. Но раньше мы не успеем подготовиться. Слишком многое еще предстоит сделать.

— Да, здешний снег меня совершенно не радует. Мрачные леса, мрачные люди, ледяная земля. Но у меня, в отличие от вас, мой друг, куда больше времени. Не спешите. Пусть Светлый удостоит вас мудростью и осмотрительностью.

В бокале едва слышно забурлило, поднялся душистый пар. Ноздри защекотал аромат кардамона и ванили, еще каких-то пряностей. Роскошь. Непомерная, вопиющая роскошь. Лорд Эйди заставил себя смотреть в узкое окно. Светлый простит. И пряности, и меха, что скупали по рынкам Кэкстона, и развратные перстни, что украшают гладкие, женственные, никогда не сжимавшие рукояти меча пальцы союзника. Нааг-Хаш ценен. И у него пять пальцев. Он не дарк, да будет Светлый тому свидетель. Грех временного союза с оборотнем простителен.

Лорд Эйди упорно смотрел в окно. Дом, бывшая ферма, стоял у подножья холма. Подправленный частокол, укрепленные ворота. Временное убежище. Надежное, надо думать, раз сюда пока не заглянул никто из посторонних. У короля хватает шпионов. Продажные, падкие до серебра людишки. Страна тонет в разврате, в пьянстве, бездумно и слепо привечает ночных тварей. В столице открыто принимают дарков, король садится с дикими тварями за стол, называет друзьями

Скоро все кончится. Собственно, уже почти кончилось. Два месяца, пусть три.

Лорд Эйди поправил ножны старого меча. Большая честь повернуть королевство Ворона к истинному пути. Восемь лет назад не получилось. Поспешили. Пяти легионов, тысячи двухсот мечей оказалось мало. Чернь не осмелилась открыто поддержать благое дело. Столицу удалось взять, но дальше… Первосвященник погиб в неравной битве. Вот кого сейчас так не хватает. Святой человек, да поможет Светлый вечно помнить его строгое лицо. Все знал, все предвидел. Кроме собственной нелепой гибели. Но его тень всегда стоит за плечом, поддерживает и наставляет. И погибший будет отомщен. Когда все кончится, королева будет казнена здесь, в Кэкстоне, где совершила свое мерзостное предательство. И остальные убийцы, каждый, кто соучаствовал тогда злодейству, милосердной виселицей не отделаются. И о королевской подружке, этой гнусной шлюхе, ненасытной подстилке дарков, позаботятся отдельно и в первую очередь.

— Приказать принести еще дров? — спросил лорд Эйди, не оглядываясь.

— Нет, мой друг. Мне уютно, — пропел-прошептал союзник.

— На днях нам придется выехать в Кэкстон.

— Я буду готов, — Нааг-Хаш теснее свернулся под невесомыми мехами.

Лорд Эйди кивнул и с облегчением вышел из жаркой комнаты. Хладнокровно наблюдать, как извивается, пусть и прикрытая одеялами змеиная плоть союзника было трудно. Тошнотворно толстое и упругое, длиной в два человеческих роста, тело. Тем более отвратительное, что взгляд трудно оторвать от изменчивых узоров, от причудливых украшений, охватывающих мощный хвост. Лорд Эйди многое бы отдал, чтобы маг-оборотень никогда не показывался в своем истинном виде. Но Нааг-Хаш обязан сохранять силы. Он сейчас самое ценное оружие Светлого. Пусть и самое омерзительное на вид.

Телохранители и служанка сидели за столом. Рыжеволосая девушка ждала, стоя на коленях у двери.

— Иди, господин ждет, — лорд Эйди мягко дотронулся до затылка девы. Рыжая красотка легко встала. От нее пахло макадамовым маслом и настоем сории. Опьянять жертву не было особой нужды, но лорд Эйди порой был склонен проявлял расточительную гуманность.

Стройная девичья спина лоснилась, тщательно расчесанные рыжие локоны приподнимала над затылком бархатная лента. Красавица, не оглядываясь, скрылась за дверью.