Попова Александровна - Пастырь добрый

Штефан умолк, неловко пожав плечами и отвернувшись; Курт вздохнул.

-  Иди-ка ты домой, хорошо? - предложил он как можно мягче. - Завтра я поговорю со старшими, и тогда, быть может, мы что-нибудь придумаем. Сегодня я ничего сделать не смогу в любом случае.

-  Я понимаю, - пробормотал тот вяло, - я и не надеялся, что вы вот так вот, сегодняшним же вечером, сумеете меня от всего этого избавить... Спасибо, что хоть бы выслушали и не выставили сразу.

-  Такая работа, - привычно отозвался Курт, поднимаясь; мальчишка встал тоже, переминаясь с ноги на ногу и тоскливо косясь на чуть потемневший витраж, за цветными стеклами которого мало-помалу сгущались серые осенние сумерки - в его воображении наверняка тоже возникал образ постели и подушки, не вызывая, однако, при этом никаких приятных чувств...

До выхода из Друденхауса, провожаемый майстером инквизитором с помощником, он шел, понурившись и съежившись, точно заключенный под конвоем двоих стражей, попрощался едва слышно и шагнул на улицу, втиснув в плечи голову и озираясь. Когда дверь закрылась за его спиной, Курт несколько мгновений стоял недвижно, глядя на тяжелую створу, и, наконец, переглянувшись с Бруно, неловко ухмыльнулся.

-  Господи, чего только не бывает на этой службе, - отозвался на его усмешку тот. - Ты действительно собираешься записать весь этот бред как заявление?

-  Обязан, - пожал плечами он, снова обернувшись на дверь. - И завтра вправду намерен справиться, как мне быть; вернее всего, с пометкой «отказано в расследовании» все это завтра же и уйдет в архив.

На его лицо помощник покосился с заметной настороженностью, вдруг перестав улыбаться, и нахмурился с подозрением, отступив даже на шаг назад.

-  Что-то мне в твоих глазах не нравится, - заметил он тихо. - Ты же не полагаешь всерьез, что в этом есть хоть намек на истину?

-  Разум говорит, что я так думать не должен, однако отчего-то мне его поведение не по душе.

-  Что - снова болит голова?

Курт усмехнулся невесело, отмахнувшись:

-  Нет, Бруно, голова у меня начинает болеть тогда, когда я неосознанно заметил что-то, но не могу этого уразуметь и осмыслить явно, а сегодня я осознаю, что именно мне кажется подозрительным. Уж больно обстоятельно он все это рассказывал; к тому же - парень и в самом деле боится, боится по-настоящему.

-  Уже через полчаса от первого слова дети верят и сами в то, что говорят, - возразил Бруно серьезно. - Или ему попросту снятся кошмары, или в его шкафу поселилась крыса... Господи, не можешь же ты в это верить! Неужто вы в вашей академии не травили подобных баек сами?

-  В академии... - повторил он с ностальгической улыбкой. - В академии знали, чем привлечь к учебе оболтусов вроде меня: с первых же уроков нам невзначай, как бы между делом, начали рассказывать легенды и правдивые истории о вервольфах, стригах и прочей живности - с кровавыми подробностями. Одиннадцати-, двенадцатилетки с уличной закалкой; что еще нас могло заинтересовать?.. Нам было любопытно, мы слушали, после просили нечто схожее в библиотеке, а от этого переходили и к иному чтению... Посему наши страшные повествования были более, так сказать, наукообразными - без всего того, что друг другу пересказывают вот такие детишки.

-  А до академии?

-  До? Пока родители были живы - у меня не было друзей. Да и шкафа у меня тоже не было, к слову заметить, и под моей кроватью если б и уместилось какое чудовище, то таких размеров, что его можно было б раздавить пальцем. А когда оказался на улице... В среде уличных детских шаек и без того есть о чем поговорить, и жизнь там временами страшнее любой страшной сказки, отчего обычные байки вроде жутких чудищ в доме как-то прошли мимо меня. А у тебя в детстве жило чудовище под кроватью?

-  Мои два чудовища жили в соседней комнате, - засмеялся помощник в ответ, пояснив на его вопросительный взгляд: - Отца вечно не было дома - постоянно в работе; мать умерла, производя меня на свет... ты ведь все это знаешь; так что даже обычных сказок перед сном мне рассказывать было некому. Оба брата тоже работали с утра до вечера, и я оставался наедине со старшими сестрами, которые изводили меня, как могли, посему при такой родне, поверь мне, никаких чудовищ не надо. Ты бы, кстати сказать, их проверил - обе наверняка ведьмы и надеялись меня рано или поздно уморить... Но, - чуть сбавив шутливый тон, продолжил Бруно, - я так полагаю, ты не о том спрашиваешь. Да, что-то такое было - давно, в глубоком детстве, как выразился этот паренек. Сдается мне, любой ребенок опасается чего-то подобного, даже если никогда не слышал ни одного рассказа на эту тему. Mens semper, quod timet, esse putat[2], знаешь ли.

-  Или это память души, - откликнулся Курт уже почти серьезно. - Каждый из нас знает, что там, в темноте, существует что-то или кто-то, даже если никогда не видел этого. Дьявол, демоны, чудовища, кто угодно - мы просто знаем, что они там есть, и знание это рождается вместе с нами.

-  Или попросту возникает после того, как наслушаешься проповедей от нашего ревностного священства, - хмуро предположил Бруно; он нарочито строго погрозил кулаком:

-  От помощника инквизитора слышу еретические намеки?

-  Арестуй меня, - фыркнул тот и, сочувствующе похлопав его по плечу, развернулся к двери. - Приятно провести время за отчетом, майстер инквизитор.

Представить то, что помощник наименовал громким словом отчет, на суд старшим сослуживцам Курт решился не сразу; пробудившись поутру и явившись вновь в Друденхаус, перечтя написанное минувшим вечером, он скептично покривился над собственными же словами. Теперь, на свежую голову, все записанное казалось еще более бредовым и лишенным смысла, и Курт был убежден, что старшие поднимут его на смех, и это лишь в лучшем случае...

Собственно, называть обоих своих сослуживцев «старшими» он продолжал скорее инерционно, да еще по той причине, что каждый из них годился ему в отцы - поскольку прошлое его дознание, кроме разочарований, ран и мучений, принесло также и повышение в чине, вознеся дознавателя четвертого ранга Курта Гессе сразу до ранга второго, теперь de jure он пребывал с ними наравне. Однако, вполне отдавая себе отчет в их несомненно большей опытности, он держался по-прежнему уважительно с обоими, помня о том, что учиться ему предстоит еще многому, невзирая на лестные отзывы сверху и отмеченные не раз начальством отличную интуицию и дотошность. Сегодня их совет был просто необходим; ответ каждого из них Курт знал заранее, однако рассказать о вчерашнем посетителе все же решился. Как он и ожидал, оба, выслушав его рассказ, разразились смехом и ехидными колкостями, призывая его сознаться в том, что и сам до сей поры заглядывает под кровать, прежде чем лечь в нее ночью.

-  Я всего лишь рассматриваю все возможности, - попытался отбиться он. - И я хотя бы заглядываю в кровать перед тем, как лечь, в отличие от отдельных знакомых мне личностей, которым все равно, кто в ней лежит. Вы Керну на исповеди рассказываете о своих потехах в пыточной, майстер инквизитор Райзе?

-  Я всегда говорил, что иметь в качестве духовника собственного начальника - дурная традиция, - преувеличенно печально вздохнул тот. - К чему обер-инквизитору такие знания о своих подчиненных; согласен со мной, Дитрих?

-  Он застукал тебя в подвале? - довольно неучтиво ткнув пальцем в младшего сослуживца, с ухмылкой уточнил тот; Бруно, сидящий в стороне, прыснул.

-  Майстер Ланц, а ведь это неплохая статья дохода для Друденхауса, - заметил он, глумливо улыбаясь. - Сдавайте допросную местным шлюхам внаем на час-другой. Майстер Райзе будет посредником...

-  Довольно, - оборвал тот. - Мое времяпрепровождение обсудили уже вдоль и поперек; это не ваше дело и уж тем более - не твое, Хоффмайер. Ясно?

-  Да, виноват, - чуть смущенно отведя взгляд, кивнул помощник.

-  Знаешь, как это называется, академист? - не на шутку разозленно добавил Райзе, обернувшись к Курту. - Это называется наушничанье.

-  Я инквизитор, Густав; доносы - часть моей службы... Ну, будет, в самом деле, - все никак не имея сил согнать с лица издевательскую ухмылку, отмахнулся он. - Не будем об этом больше... Так что мне делать с заявлением того парнишки? Выбросить в очаг? Сдать в архив? Поговорить с родителями?

-  Поговорить с родителями? - переспросил Ланц таким тоном, словно его младший сослуживец и приятель внезапно вскочил на стол и принялся танцевать на нем в чем мать родила. - И о чем, абориген? Брось, это детские глупости. О чем ты только думаешь...

-  О том, что его рассказ не столь уж глуп, если покопаться в старых делах. Я всю прошлую зиму провел в архиве, перечитывая отчеты...

-  ... столетней давности? - уточнил тот. - Мне ли рассказывать тебе, как тогда велись расследования и сколько из этих отчетов имеют под собою хоть сколь-нибудь веское основание.

-  Я имею в виду, - пояснил Курт нерешительно, - те отчеты, где упоминается нечто похожее. К примеру, poltergeist[3]... Знаешь, столы, ездящие по дому, стук, шаги в пустых комнатах... дыхание; о нем парень упоминал - громкое дыхание в пустом шкафу...