Юрий Никитин - Труба Иерихона
Помощь проекту
Труба Иерихона читать книгу онлайн
Он как сквозь толстое одеяло слышал страшные крики, душераздирающие вопли. Ему наступили на руку, кто-то снова рухнул сверху, страшно захрипел, начал бить, медленно затихая, ногой в бок.
Песок оседал, теплый и сырой, ставший таким податливым. Издали слышались громкие злые голоса, потом он услышал даже скрип песка под солдатскими сапогами. Люди с таким оружием явно не простые бандиты, тем более – не простая милиция, у них свои правила и законы…
Затем слышались только односложные слова, словно напавшие переговаривались условными командами. Он определил, что офицер приближается к нему, только у офицера пистолет, а автоматчики идут молча, уже без выстрелов. Значит… кончилось?
Он медленно зашевелился, осторожно сдвинул с себя труп, этого человека он не помнил, выглянул, как из дзота.
По кладбищу в его сторону шли люди в защитной форме. Они показались чудовищами из фильмов о пришельцах: в масках, с уродливыми фигурами, на которых нацеплены коробки с боеприпасами, словно вся группа заброшена в далекие джунгли.
Изредка кто-то поводил стволом, нажимал спусковую скобу. Кураев с ужасом видел, как трупы подпрыгивают, дергаются. Даже если в самом деле стреляют для верности в убитых, тела от удара тяжелых пуль сдвигает с места.
В пяти шагах от него приподнялся на колени Омельченко, тоже удачливый адвокат, он вел дела солнцевской группировки. Глаза Омельченко были круглые. Он вскинул руки над головой, пальцы растопырены, закричал истошным голосом:
– Не стреляйте!.. Я адвокат!..
Один из зеленых повел в его сторону стволом пулемета. Голос из-под маски прозвучал глухой:
– Хороший адвокат?
– Лучший, – ответил Омельченко, это брехливое ничтожество, дрожащим голосом. – Самый лучший!
– Это хорошо, – одобрил человек в маске. – Им адвокат понадобится и в аду.
Выстрел из пистолета отбросил Омельченко на гранитную плиту. Когда он сполз, на плите остались пятна крови, расплесканный мозг и кусочки черепной кости. Кураев застыл, эти все ближе, стволы автоматов не пропускают ни одного, выстрелы из-за зловещей бесшумности кажутся особенно страшными.
Он медленно поднялся на колени, положил руки на затылок:
– Я сдаюсь!.. Я юрист покойного. Я знаю все его тайны, могу стать ценным свидетелем…
На него в упор взглянули в прорезь маски суровые молодые глаза. И такой же молодой голос сказал резко:
– Там и станешь.
Кураев в смертельном страхе видел, как черный провал дула взглянул прямо в лицо. И успел подумать, что все его виллы, мерседесы, яхта на Карибах, две манекенщицы, восемнадцатикомнатные апартаменты в самом элитном доме Москвы…
Едва слышно щелкнул боек о капсюль. И все исчезло. Как это кладбище, так и далекий надежный счет в Швейцарии, о котором не знала даже жена.
…Олейник снова сменил обойму. В груди были пустота и горечь. Они только что искромсали пулями несколько сот здоровых, сильных мужчин. Половина из них молодые и крепкие, на равных могли драться с его спецназом. Да почти все они совсем недавно обучались у одних и тех же инструкторов…
Он встретился взглядом с солидным господином, похожим на банкира. Тот начал было приподниматься, но при виде грозно блистающих в прорези маски глаз офицера упал лицом в землю, пальцы неумело скрестил на затылке. Даже ноги попытался раздвинуть, как показывают в фильмах о задержании особо опасных.
Олейник сказал зло:
– При попытке сопротивления…
Господин опасливо вывернул голову. На него смотрело черное дуло пистолета. Господин в страхе вскрикнул:
– Но как же… я же сдаюсь!
– Это зачтется, – пообещал Олейник. – Там зачтется.
Он всякий раз подчеркивал это «там», словно сам верил, что где-то будет высший суд, где всем воздастся.
Сухо щелкнул выстрел.
От чернеющей ямы, куда завалился боком гроб, к ним торопилась ослепительно красивая женщина. Обеими руками прижимала по бокам мальчика и девочку. Мальчик, подросток лет десяти, смотрел на людей в зеленом ненавидящими глазами. Девочка лет семи тоже зыркала исподлобья. Оба уже знали, что все это – менты поганые, портяночники, гниль, все они скоро станут им тоже ноги лизать, как лизали их отцу…
Женщина ослепительно улыбнулась, закричала:
– Осторожнее! Здесь дети!
Олейник покосился на Мысько, тот обалдело опустил ствол, завороженный красотой незнакомки, уже сраженный.
– Ну? – сказал Олейник угрожающе. – Развесил слюни? Твой ребенок… и мой голодали, когда эти двое со своими гувернантками за море ездили! В свой дворец, на своей яхте!.. Твоей жене и моей… два года зарплату не давали, потому что… посмотри на ее шею!
Мысько посерел лицом. Ствол пулемета поднялся, в глазах омоновца вспыхнула ненависть. Он вспомнил о своих детях. О своей жене.
Олейник дважды выстрелил. Второй выстрел слился с очередью из пулемета. Красивую женщину отшвырнуло. По ее груди пробежали красные пятна. В безукоризненное лицо не решился выстрелить даже беспощадный Олейник.
Она упала на детей, подгребла в последнем усилии, пытаясь спасти, укрыть под собой. Олейник могучим пинком перевернул ее лицом вверх. Глаза застыли, безукоризненно чистое лицо вытянулось. Нос стал острым, и стало видно, что женщина не так молода, как выглядит. Явственно проступили ниточки косметических швов, что из сорокалетней сделали восемнадцатилетнюю красотку.
Мысько грубо выругался. Олейник передернул затвор, прицелился в чистый, без единой морщинки лоб. Хлопнул выстрел, гильза блеснула на солнце, теперь оно выглянуло и светит победно, во всю мощь.
Мысько снова сказал пару крепких слов. Все в их казарме слышали, что одна такая косметическая операция обходится в годовое жалованье всей их воинской части.
ГЛАВА 3
Хрюка носилась по скверу, как выпущенный на свободу лесной кабан. Кусты трещали, голуби ее не боятся, но, принимая игру, послушно и вроде бы испуганно взлетают, поднимаются на ветки повыше: низкие Хрюка достает в прыжке. По всему скверу слышатся суматошное хлопанье крыльев, писк, треск, топот.
Через собачью площадку, что на самом деле не площадка, а обыкновенный скверик, по тропкам иногда проходят к троллейбусной остановке люди. Некоторые, взглянув на расписание, качают головами или же разводят в огорчении руками и возвращаются той же дорогой. Я знал, что если задержусь на прогулке дольше, то они снова пройдут к троллейбусу. С той поры, когда Империя начала пробовать то покушения, то госперевороты, я часто замечал поблизости неприметно одетых людей, у которых под мешковатой одеждой бугрятся тугие мускулы.
Правда, от пули снайпера такие здоровяки не спасут, а я то и дело замечал, как в доме напротив сверкает солнечный зайчик. Раньше я знал, что это просто открыли или закрыли форточку, но раньше я был просто мирным футурологом, и на меня никто не смотрел в перекрестье снайперского прицела.