Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Но я этого делать не стану, и другим не позволю. Значит, сейчас всех быстренько допросить, и нехай домой чешут по холодку. И взять адрес титулярного советника, может и пригодится. Если он Архангельску не нужнее, заберу в Москву, только с Артузовым согласую.

Кстати, Семенова в камере еще не убили?

А ведь я мог взять и просто уйти спать, так нет, опять отыскал на свою голову и прочие части тела лишнюю работу. Разве должен особоуполномоченный ВЧК, особа, так сказать, приближенная к самой верхушке руководства страны, лично проводить допрос такой мелкой сошки, как командир взвода? И не мои это обязанности, елки-палки! Мне нужна птица поздоровее, тетерев, а не ворона, так нет же, впрягся. А коли впрягся, деваться некуда.

Быстренько всех допросить, а потом разогнать по домам, не получилось. Когда вытащили из помещения мобилизационного пункта слегка помятого и оплеванного Семенова, отыскали местечко, где его можно допросить, из него полились признания, как вода из дырявого ведра. Ничего не скрывал, не отрицал, упирал на честность и пролетарское происхождение. Мол, сын пастуха, в армию добровольцем ушел, кается, просит простить.

А началось все с того, что командир взвода Семенов из самых лучших побуждений решил помочь своему непосредственному начальнику. Дескать, начальник особого отдела дивизии человек занятой и во всякие мелочи ему вникать недосуг. Спрашивается — зачем каждый раз докладывать товарищу Конасову об очередной партии офицеров или чиновников, которых сдают бывшие подчиненные? Выписать им расписку, определить под арест в подходящее помещение, и все дела. Помещение нашлось быстро — один из бойцов взвода, перебежчик из белой армии, сам из него призывался, а дальше пошло-поехало. Ну а то, что из карманов офицеров в солдатские вещмешки сами собой «перекочевали» деньги, золотые и серебряные часы, портсигары и все прочее, представляющее интерес, так это их справедливая добыча. Правда, сапоги и шинели с пленников пока не стали снимать, решив дождаться, когда начнутся расстрелы. И расстрелы Семенов планировал проводить сам, чтобы не отвлекать начальство, вот только место подходящее пока не нашел. А самое интересное, у бывшего командира взвода все бы могло получиться, если бы не прокол со мной.

Комиссару Спешилову пришлось самому сбегать в расположение бригады и привести сюда пару надежных взводов, чтобы разоружить и арестовать всех красноармейцев, приданных особому отделу, а особисту отправиться на обыск в казарму.

Корсаков оказался не у дел, но пообещал, что коли понадобиться прижигать язву капитализма, то он, как товарищ Троцкий, явится к нам с отрядом флотских, а пока пойдет на «Таймыр» сообщать, что с Аксеновым все в порядке.

К счастью, «мобилизаціонный пунктъ» имел несколько комнат. В одну — точную копию той, где сидели белогвардейцы, мы и определили бывших красноармейцев, а в еще одной я устроил допросную. Тут еще были какие-то комнаты, кабинеты, но смотреть их не пошел. Я же не собираюсь здесь задерживаться, правильно?

А вот двухведерный титан, обнаружившийся в одном из закутков, мне понравился, и я озадачил красноармейцев натаскать воды и вскипятить. И мне полезно, и заключенным не вредно.

Убедившись, что все при деле, решил еще разочек допросить командира взвода, теперь уже бывшего. Человек я отходчивый, но штыков, упиравшихся в спину, не забыл, равно как и хамства в отношение Галины. И как-то мне не верилось, что Семенов решил проявить инициативу из лучших побуждений. Никак не могу поверить, что он пастух и сын пастуха.

— Слушай, а отчего ты меня в контрики решил записать? — спросил я. — И не свисти, что неправильно начальника понял.

— Вот ей-богу, решил, что товарищ Конасов тебя, то есть вас, арестовать хочет, — начал креститься бывший командир взвода. — А мне что, я человек маленький. Приказано доставить, я и доставил. Ну ошибся малость, с кем не бывает? Я же у вас извинения попросил, что еще?

Странно, может быть, и на самом деле не врет? Если у парня в психике уже произошла некая трансформация, и он считает, что каждого, кого поручено лишь пригласить, требуется непременно арестовать, а потом расстрелять? Ладно здесь простой Ванька-взводный, а будь это человек повлиятельнее, вроде начальника особого отдела дивизии или комиссара Спешилова? Да такой половину Архангельска в тюрьму посадит, а вторую половину перестреляет. Нет, все равно что-то не сходится. Не верю.

— Семенов, а ты почему меня не стал обыскивать? — поинтересовался я.

— А чего тут обыскивать-то? — хохотнул бывший командир взвода. — Шинелка у тебя солдатская, шапка худая, чё с тебя взять-то?

— Вот это, например, — вытащил я из кармана шинели «дамский» пистолет.

— Ух ты, хорошая машинка, — с одобрением сказал Семенов. — И дорогая, наверное. Ниче, в следующий раз умнее буду. Увижу такого как ты, в грязной шинелке, обыщу, не побрезгую.

Похоже, до этого парня не доходят самые простые вещи, или он просто валяет ваньку.

— Слушай, Семенов, а ты так ничего и не понял? Не будет у тебя уже следующего раза.

— Да все я понял, — вздохнул бывший командир взвода. — От командирства отстранят, а по новой в начальники выбиваться — ой как сложно. А пока до комвзвода не дойду, только объедки достанутся, а все сливки командиры снимают.

Так-так, уже интересно.

— И кто еще сливки снимает, не подскажешь? — поинтересовался я.

— Не, не подскажу, — усмехнулся Семенов. — Ты, товарищ особоуполномоченный, как я понимаю, начальник большой, если самого особиста и комиссара бригады в разгон послал, но мне еще здесь жить.

— А ты уверен, что тебе долго жить осталось? — ласково поинтересовался я. — Тебе же, родной ты мой мародер, трижды расстрел положен.

— Э, погодите, товарищ уполномоченный, — заволновался Семенов. — Ну ладно, я виноват, что товарища из Москвы арестовал, а не к начальнику отвел, так разве за это расстреливают? Или ты шибко огорчился, что бабу твою обидели? Так на хрена тебе старуха сдалась? Была бы она помоложе, так еще ладно. Хочешь, я тебе прямо сегодня любую бабу найду? Молодую, да гладкую ...

От оплеухи Семенов слетел со стула. Не дело, конечно же, подследственных бить, но не выдержал.

— Жалобу в ВЧК можешь на меня написать самому товарищу Дзержинскому, — предложил я. — Бумажку дать?

— Не надо, — огрызнулся Семенов. — Ты этой бумажкой подотрись, начальничек.

О, наконец-то! А я-то ломал голову, как мне заставить его перестать валять деревенского дурачка. Великая вещь оплеуха. Именно не удар кулака, а чтобы было и больно, и обидно. Помнится, Антон Семенович Макаренко добился уважения у своих подопечных после оплеухи, отвешенной одному из балбесов. Стало быть, вся советская педагогика началась с простой затрещины. Есть у меня смутное подозрение, что у командира взвода уголовное прошлое, теперь же я в этом уверен на все сто процентов.

— Вижу, ты до призыва разгонщиком[1] был? — поинтересовался я.

— Ишь, умный какой, раскоцал, — покачал головой Семенов. — А как догадался?

— Так чего тут догадываться? — пожал я плечами. — Под деревенского дурачка косишь, а сложные слова выговариваешь, вроде — особоуполномоченный, да и манеры блатные не скроешь. Ты в Красную армию добровольцем пошел, чтобы лохов брить? Колись, детинушка, упираться уже нет смысла.

— Ага, держи карман шире, — осклабился уголовник. — Мне в армию впадлу идти. Силком затащили, думал, пару дней покантуюсь, сбегу. А нас на север отправили, и бежать-то отсюда некуда, леса кругом, будто не в армию попал, а дальнячок срубил[2]! Кого тут на разгон брать? Нищета одна. Вон, до революции-то лафа была, а как война началась, вообще малина. Сколько мы спекулянтов да барыг обнесли, ой-мэй! Да на одной водке рыжья варили, в тузах ходили. Приходишь к такому гладкому в полицейской форме и говоришь — мол, «сухой» закон нарушаете, господин хороший. Хочешь спокойно жить — делись. Так он тебе столько «катенек» отслюнявит, живи да радуйся. А теперь что? Революция, мать ее ети! Все богатеи не то сдриснули, не то по застенкам сидят.