Конторщица-2 - А. Фонд

— Лидия Степановна, … — в обволакивающе-мягком тоне мужчины проскользнули стальные нотки, но я перебила:

— Скажите, пожалуйста, уважаемый незнакомец, что же вам действительно от меня нужно? Вот не верю, что все это вы затеяли ради одного разговора о коллективном распитии пива в гаражах.

— Лидия Степановна, … — опять попытался достучаться до меня мужчина, но я опять перебила, нависая над ним:

— И давайте уже разговаривать нормально, или везите меня обратно, или сажайте в тюрьму, или на что там еще хватит вашей фантазии… — проворчала я. — У меня работы полно, уже ночь почти на дворе, а мы тут с вами гаражные пьянки работяг депо «Монорельс» тайно обсуждаем.

Неожиданно мужчина тихо рассмеялся.

— Да уж, повеселили.

Я поморщилась.

— Признаться, впечатлен, — вкрадчиво начал мужчина, резко успокоившись (он больше не пытался ёрзать на диванчике, но от его расслабленной позы повеяло опасностью). — Мда…. не могу не согласиться, нам нужна… некоторая информация.

— И достать эту информацию на всей планете могу только я, правильно? — подхватила я.

— Вы наблюдательны…

— Угу, а еще умна и прекрасна, — поддакнула я сердито. — Так что там за секретная информация такая?

— Некоторое время назад вы помогали Карягину готовить документы к приезду проверяющих из Москвы… — начал мужчина.

— Было такое, — подтвердила я.

— Кстати, а почему именно вы? — как между делом поинтересовался мой собеседник.

— А я умею быстро работать с любыми большими объемами документов, — пояснила я и похвасталась. — У меня даже рацпредложение по ускоренной каталогизации документов подготовлено. Еще, вроде не утвердили.

— Утвердят, — кивнул каким-то своим мыслям колючеглазый мужчина и продолжил. — Во время работы вы имели доступ к синим папкам…

— Имела, — не стала отрицать я (а смысл отрицать, раз они и так все знают).

— Нас интересует информация в папках под номерами 34 и 36.

— Ничем помочь не могу, — развела руками я и, взглянув на вытянувшееся лицо моего собеседника, сочла необходимым прояснить, — дело в том, что абсолютно все папки под номерами с тридцаткой были пустыми.

— Как…? — напрягся мужчина.

— Комиссия их не проверяла, а я просто засунула эти папки подальше. Вот и все.

— Твою ж мать!

— Если бы вы конкретизировали, какая именно информация вам нужна, я бы попробовала поискать.

— Нам нужны протоколы совещаний от декабря 1979 года. Все, что есть. И черновики тоже.

— Хорошо. Результат не обещаю, но посмотреть постараюсь.

— Замечательно. Просто замечательно, что мы пришли к обоюдному согласию. — обрадовался мужчина, — тогда работайте, а наш сотрудник подъедет к вам… ну, скажем, дня через три.

— А по поводу сходки в гараже и Мунтяну, — напомнила я, — извините, но на роль агента я не подхожу: я невнимательна, легковерна, быстро пьянею, а в состоянии алкогольного опьянения болтаю слишком много и не по делу.

— Но можно же не пить, — начал было серый.

— Шутите? — рассмеялась я. — Один раз это, может, и прокатит, а потом на гаражи просто перестанут приглашать…

Я ехала в машине обратно и обдумывала нашу беседу.

Ну что ж, с роли соглядатая неформальных вечеринок спрыгнуть мне вроде как удалось. Кроме того, понятно, что за этими «встречами» пристально наблюдают и «им» все известно. Выходит, и собираются коллеги там не только прибухнуть и посплетничать. Нужно обязательно сходить, посмотреть, что там, а потом сослаться на слабое восприятие алкоголя и спрыгнуть.

А вот по Ивану Аркадьевичу все только начинается. Отказать я им не могу, они бы не приняли такой вариант, и я еще огребу проблем. Жаль, гадить Карягину не хочется, поэтому надо что-то придумать. Из всего этого главный вывод, что кандидатура Ивана Аркадьевича для моих планов годится не очень: то с Москвы комиссия проверяет его, то теперь эти «товарищи». Плюс появление этой грудастой Машеньки потенциально тоже может нарушить мои планы (ночная кукушка и все такое, судя по объему машенькиного бюста, все этим и закончится).

Получается, что делать стопроцентную ставку на прокачку и раскрутку Карягина мне не подходит. Рискованно. Однако, других кандидатур у меня нету, посему придется опять тащить все самой. Так как в большом мужском мире женщин категорически не жалуют, значит, нужно создавать какой-то образ, который позволит войти туда и не нажить врагов.

Что ж, буду думать.

Уже дома Римма Марковна разворчалась:

— И где ты так долго была, Лидия? — сварливым голосом спросила она, плохо скрывая волнение, — ночь на дворе, а ты ходишь непонятно где, ужин давно остыл, Иван Тимофеевич тут почти целый мешок писем привез, кто отвечать всем этим читателям будет?!

— Справлюсь, — зевнула я и, наплевав на все дела, пошла спать, заодно проигнорировав ужин.

Рано утром, как только-только начался рабочий день, я уже входила в кабинет Лактюшкиной. Бабоньки встретили меня довольно радушно: предложили чаю с творожным рулетом, испеченным Базелюк, и порцию свежих новостей. От рулета отказываться я не стала, вежливо поклевала кусочек, а заодно узнала все стратегически важные сплетни.

Репетун, как всегда, опоздала. Поправляя легкомысленные локоны, тщательно подвязанные небесно-голубым люрексовым шарфиком, она впорхнула в кабинет со словами:

— Девочки, в центральном магазине «Ткани» импортный крепдешин с обеда выбросят! Но там очередь и по записи. По два метра на руки. Я вас всех записала. Если кто не хочет — я себе возьму.

— Почему это не хочет?! — возмутилась Лактюшкина, — крепдешин я возьму.

— И я возьму!

— И я!

— А какого цвета? — забеспокоилась Жердий.

— Зеленый в горошек, — ответила Репетун. — И еще есть кремовый, но там мало.

Бабы взволнованно загудели, зашушукались, горячо обсуждая жизненно важный вопрос: какое платье лучше — кремовое или зеленое в горошек. Мнения разделились, причем партия Фуфлыгина-Жердий явно проигрывала любительницам горошка. Градус дискуссии все нарастал. Мне же слушать эту болтовню быстро надоело, и, встретившись взглядом с глазами Репетун, я кивнула на дверь. Затем также знаком отозвала Максимову.

В коридоре, оглянувшись и убедившись, что никто нас не слышит, сказала:

— Девушки, тут такое дело, — понизила голос почти до шепота я, — нужна ваша помощь. Это не по работе. Только дело не для широкой огласки,