Николай Грошев - Толеран (СИ)

Рождался суровый мир, и он состоял преимущественно из солдат.

Он отличался от уже виденных мною вариантов. Неуловимыми деталями, порой такими, что их с трудом фиксировали даже мои автоматические системы. Человечество готовилось к своей Последней войне, даже не подозревая о том…

Сэм Доррен, жевал сладкую пастилку и что-то насвистывая, следил за показаниями приборов. Иногда поглядывал на обзорный экран. Работа простая, особых усилий не требующая, как впрочем, почти весь процесс его работы. Трудно бывало только в самом начале — когда принимался заказ и груз. Перевозить их — вот его работа, как он всегда говорил своим друзьям. Общаться с идиотами трясущимися над своим грёбанным грузом так, будто он бумажный — это не его работа, которую ему выполнять приходится всё равно.

Ему нравилось быть в космосе, нравилось чувствовать его безграничные просторы и знать что в любой момент, он может послать всё к чёрту и двинуть, к примеру, на Артурию. Или Штрайнбах. Да может даже наплевать на планеты и приземляться только на космических станциях, да планетоидах!.. Правда, за перевозку грузов на планетах платят гораздо больше…, и проблем меньше. На станциях всякий люд бывает. Порой и лазер использовать приходится и орудия самого корабля. А с другой стороны люди станций не трясутся над своими грузами, так будто они из реликтового стекла!..

Жаль что он не гражданин. Было бы намного проще жить. Ограниченное гражданство сильно стесняет человека. В армию берут только граждан, высшие учебные заведения только для граждан, кредиты опять только для граждан…, всё только для этих чёртовых граждан!..

Сэм тяжко вздохнул и уныло потянулся за следующей пастилкой. Как его отец взбесился, когда он заявил, что не обирается подавать прошение на зачисление в Учебный лагерь! Сколько грязи он тогда услышал…, тогда-то он впервые и задумался об идеи космического дома, о корабле, где будет только он и космос! Да…, только он и чёртов космос…

Сэм сжевал пастилку и хмуро уставился в одну точку. Он вовсе не был трусом. Уже не раз он это доказал и себе и многим другим людям. Но Учебный лагерь, который проходили все члены его семьи, с тех самых пор как Джозеф Доррен (очень далёкий предок) покинул Американский анклав и на три года исчез за воротами Учебного лагеря — этот лагерь, Сэм считал своим смертельным приговором. Он всегда знал, что погибнет там. Непременно погибнет…, чувство у него было такое нехорошее…

Он уже лет 15 не был дома, долгих 15 лет…

Сноп искр брызнул из центра пульта управления, и горячие огоньки осыпали его с головы до ног. Взвыв, больше от испуга, чем от боли, Сэм подскочил на ноги. Оглашая тесную рубку отборнейшей руганью, Сэм склонился над пультом, уже переставшим искрить.

— Что за чёрт…

Показания приборов сильно расходились с реальностью. Радар утверждал, что вокруг абсолютно пусто — хотя, судя по картинке обзорных экранов, орбита просто кишела различными кораблями. Индикатор топлива показывал любопытную отметку — 100 %, это притом что аннигиляционные элементы он менял почти 3 года назад, то есть их энергетический запас не мог превышать 30 % (именно столько показывали приборы до того как сошли с ума). И элементы не подзаряжались — невозможно было их подзарядить, одноразовые они были. Автопилот вёл себя хуже всех — он сейчас спешно готовил программу гипер прыжка. Едва Сэм начал процедуру отмены (нажатие восьми кнопок и тумблеров), автопилот сообщил, что запускает программу диагностики, так как, только что был выполнен выход из гипер прыжка. Глаза Сэма стали очень большими и очень круглыми.

А потом нечто ударило корабль, и Сэм полетел на пол, прекрасно сознавая, что жить ему осталось несколько секунд. Столкновение в открытом космосе, после того как отказали приборы — смерть. Что могло произойти? Сэм понятия не имел и ждал огненной лавины, в которой исчезнет мир. Ждал минуты две — лавины не было. За то пискнул автопилот. Неуверенно щёлкнул какой-то тумблер, и бортовой компьютер сообщил о возобновлении своей работы. И кое-что ещё…

— Какой к чёрту объект ты собрался обходить? — Рыкнул Сэм и глянул на обзорный экран. В кресло он упал, а не сел.

— Неподдающийся идентификации. — Бесстрастно сообщил компьютер…, проклятье…, похоже, матрица искусственного интеллекта с чипами ироничного характера машины полетели. Жаль…, вещь, запрещённая законом империи и потому чрезвычайно дорогая.

Обзорный экран показывал удивительную картинку — в космосе, прямо за бортом, в затухающих всполохах белого огня стоял полуметаллический человек. Именно — плыл по орбите в позе крепко стоящего на ногах человека.

— Бред! — Воскликнул Сэм за миг до того, как фигура человека вспыхнула белым светом и пропала. — Уф!

С огромным облегчением он вытер рукавом пот со лба и повёл корабль на посадку по координатам космодрома.

Спустя неделю он понял, что пора обращаться к врачу. Стартовав с планеты и начав разгон для гиперпрыжка, он на секунду узрел в обзорном экране туже фигуру. Так же плывущую в космосе. Когда экраны затянуло чернотой гиперпространства, Сэм решил что постарается всё это забыть. А ещё постарается больше не брать грузов на Гейтлих…

Он слушал стоя. Он мог бы и сидеть на стуле, между двумя высокими каменнолицыми солдатами, но он предпочитал слушать стоя — как истинный арий, принимает свою судьбу крепко держась на ногах, так и он сейчас стоял. Его мужественное поведение мало кто сейчас видел — большой зал был практически пуст, если не считать судьи, прокурора и пары солдат отряда специального назначения Зейельбах. Но отсутствие зрителей не имело значения. Он делал это прежде всего для себя, для своей гордости. Он смотрел строго вперёд, но от взгляда не ускользали самые малые детали окружения. Большой зал, с несколькими дверьми. Двери деревянные, двустворчатые. Скорее декоративные, чем защищающие вход. Стены обшиты деревом и задрапированы штандартами Империи. Есть часть зала забитая стульями — они для свидетелей и лиц, допущенных на процесс в качестве «сочувствующих». Так их обычно называли: родственники и друзья осуждаемых…

Иногда его взгляд скользил по этим пустым стульям. В начале процесса, когда прокурор только высказывал суть обвинения. Но ни отца, ни брата — именно их лица ему бы хотелось там увидеть, ни отца, ни брата…, они расстались давно. В тот день, когда Ульрих подал заявление на прохождение службы в Учебном лагере. Там погибла мать Ульриха…, в этом лагере. Она тоже однажды подала заявление, отправилась туда и больше не вернулась. Империя вернула лишь её истерзанное тело…, отец, брат они яростно ненавидели Империю за то, что случилось с ней. И он должен был бы. Но почему-то не мог. Он скорбил, как и его родные, но не винил в этом Империю и порядок в ней установленный. Нет, он никого не винил и отправился в Учебный лагерь. И выжил там. И вернулся Гражданином. Только возвращаться не куда было — его родные уже отказались от него…