Олег Верещагин - Про тех, кто в пути

— Я бы прогуляться хотел, — вырвалось у меня. Ещё год назад я бы прилип к деду с расспросами, как банный лист и перетрогал всё, что висело на стенах в большой комнате. А сейчас...

— Конечно, — пожал плечами дед Толя. — Куда угодно и как угодно. Но давай сразу договоримся о двух вещах. Первая: если захочешь задержаться позже полуночи — предупреди сразу. И вторая... — он помолчал. — Не надо ходить на аэродром. Там интересно, я понимаю, но очень легко попасть в беду. Заблудиться, сломать ногу, вообще пропасть. Случаи бывали. Хорошо?

И старики вышли. Причём, дед даже не дождался от меня подтверждения и согласия с его условиями.

Моё обиталище мне понравилось. Правда, было видно, что в этой комнате не жили уже давно, а мебель была тяжеловесной и основательной — казалось, что сейчас она начнёт скрипуче ворчать, как это делают некоторые старики, по поводу моего внешнего вида, поведения и прочего.

(Хотя, когда я носил форму, таких проблем не возникало — наоборот, пожилые люди смотрели на меня с удовольствием!)

Я запихнул сумку в шкаф и подумал несколько секунд, не переодеться ли мне, но решил плюнуть и позвонить маме, что приехал. За весь день я ни разу не прикоснулся к мобильному.

Выяснилось, что можно было и не прикасаться. Мобильный определял только номера аварийных служб, а этот значило, что придётся идти на почту давать телеграмму...

...Было совсем не поздно, а если учесть, во сколько темнеет в начале лета — то и вообще время детское. Если честно, я собирался помотаться по городским улицам, навестить «места компактного пребывания молодёжи» и, может быть, встретить ту девчонку, Лидку.

Что она там говорила про кафе и дискотеку? Вообще-то молодёжь не жалует чужих, но рассказы об агрессивности аборигенов маленьких городков сильно преувеличены. В принципе им почти всё равно, кто прыгает рядом на танцплощадке. Конечно, уродов везде хватает. Но что же теперь — никуда не высовываться?

А вот странно. Последний год я про дискотеки и не думал. А тут вдруг понесло. Уж не из-за девчонки ли это?..

...Знаменская дорога была пуста. Вообще-то это довольно странно — как правило в таких городках и на таких улицах вечером не протолкнёшься от ребятни, а плотность бабулек на лавках просто чудовищна.

Но эта улица была пустынна. Тепла, светла, пыльна и пустынна. Не безжизненна — почти во всех домах светились огоньки, кое-где кто-то возился во дворах — но никакого оживления на ней не наблюдалось.

Я обозрел её, вставил в ухо каплю «дебильникового» наушника. Аппарат был скрыт под курткой.

Я сам не люблю, когда на улице ходят с дебильниками. Но, во-первых, тут было, как я уже сказал, пустынно, а, во-вторых, — если и есть на свете средство, чтобы надёжно отключиться от внешнего мира — так это именно плеер.

Мне же хотелось именно отключиться — и раз я ещё не добрался до дискача, где отключка происходит плавно и независимо от твоего желания, то можно воспользоваться карманной дискотекой.

Хотя вообще-то музыка на диске в сидюшнике не соответствовала общепринятым представлениям об отключке.

Я очень люблю Ричи Блэкмора, и сейчас поставил композицию «Gone Whis The Wind» из второго концерта «Blackmore's Night». Под свист ветра ударили лошадиные копыта, тревожно забил барабан и раздалась зовущая, красивая такая музыка.

В одной старой книжке герой говорит про джаз, кажется: «Когда я его слушаю — мне кажется, что я всё могу». А я, когда слушаю Блэкмора — забываю про все неприятности.

Dansing in the moonlight,

Singing in the rain!

Это, правда, из другой песни, из «Home Again», но послушайте, как здорово! Я люблю родной язык, не надо меня ни в чём таком обвинять, но это так красиво именно по-английски... «Танцуй в лунном свете, пой в дожде...»

Если бы в наше время можно было бы пускать в кабине самолёта музыку, я бы всегда брал с собой диски Блэкмора...

...Если бы я мог летать.

Я сделал звук громче.

Из калитки, к которой я подходил, выбежали двое пацанов лет по 9-12 и помчались куда-то по улице. Их вид слегка скрасил тяжеловатое впечатление от безлюдья. А я остановился у поворота в тот переулок.

И всё-таки очень странный аэродром.

На секунду мне вдруг показалось, что в спину мне глядят сотни глаз — изо всех окон напряжённо и молча смотрят люди: куда я пойду?

Смотрят — и боятся, что я сверну в переулок, и в то же время хотят этого, потому что...

А что — потому что? Я повёл плечом. Мне захотелось ещё раз посмотреть на самолёты. Все случившиеся со мной непонятности и странности, в конце концов, были объяснимы — усталость, нервное состояние организма...

А дорогу я помнил отлично, второй раз не заблужусь. В конце концов, я хорошо ориентируюсь и место мне уже знакомое.

Думал я это, уже шагая по переулку. Сейчас я обратил внимание, что он когда-то тоже был жилым — в смысле, слева и справа стояли дома. Но все они были брошены. Именно брошены.

И, что интересно — ни побитых стёкол, ни надписей на заборах. Ничего. Как будто тут и вообще не бывают люди. Я ускорял шаг. Идти по переулку было неприятно; кроме того, я понял, что не слышу городских звуков — ни машин, ни голосов, ничего.

А до этого они хоть и приглушённо, но доносились с соседних улиц. Словно я вошёл в длинный коридор и за спиной закрылись ворота. А впереди... что впереди?

Впереди была зелень вдоль аэродрома. Она казалась почти чёрной из-за теней. Неподвижных и глубоких. Они лежали в каждом кусте.

Они распластались под ними и в канаве, словно хищники, ждущие добычу. Они маленькими фестонами, похожими на летучих мышей, устроились на ржавом оскале колючей проволоке. Они ждали.

Я понял, что хочу вернуться. Больше всего на свете. И более того — надо вернуться.

На часах было половина девятого. До темноты ещё почти два часа. За час я дойду до тех самолётов и обратно. Вернусь, когда ещё будет светло, и пойду на дискотеку.

А с собой прихвачу... да хотя бы альтиметр или указатель топлива из кабины, они там легко снимаются. И разговор с Лидкой на мази. «Знаешь, откуда это? Я там был... Да только что, когда!..» Город небольшой, они наверняка тут все по вечерам сползаются на дискотеку...

С этими мыслями я дошёл до решётчатых ворот. Когда я выходил из переулка, мне почудилось, что возле них стоят два рослых человека, но потом я сморгнул и понял, что это всё те же тени. Они исчезли, как только я подошёл ближе.

Я выключил плеер. Липовая аллея уводила вдаль и казалась бесконечной, точнее — теряющейся в каком-то мареве. Мне послышались шаги; оглянувшись быстро влево-вправо, я понял, что проезд пуст. И это тоже странно, по вечерам тут бы только и играть во что угодно.