Роберт Сойер - Гибриды

— Ты не понимаешь.

— Вот уж что есть, то есть — не понимаю, — сказал Кольм, явно сдерживая голос, чтобы его не услышали за соседними столиками. — Это… это извращение. Он ведь даже не человек.

— Понтер — человек, — твёрдо ответила Мэри.

— Я видел, как на «Си-ти-ви» рассказывали о твоём открытии, — сказал Кольм. — У неандертальцев даже число хромосом другое.

— Это не имеет значения, — сказала Мэри.

— Чёрта с два! Пускай я всего лишь профессор английского, но я знаю, что это означает принадлежность к другому биологическому виду. И я знаю, что это означает, что у вас с ним не может быть детей.

Детей, мысленно повторила Мэри, ощутив, как зачастило сердце. Конечно, когда она была моложе, то хотела стать матерью. Но ко времени окончания аспирантуры, когда у них с Кольмом наконец-то появились какие-то деньги, их брак уже дал трещину. Мэри наделала в своей жизни немало глупостей, но ей по крайней мере достало ума не заводить ребёнка лишь для того, чтобы попытаться укрепить слабеющие узы.

А сейчас перед ней маячила большая жирная 40; Боже, да менопауза придёт, не успеешь оглянуться! И, кроме того, у Понтера уже двое своих детей.

И всё же…

И всё же до этого момента, пока Кольм не сказал, Мэри ни разу даже мысль не пришла об их с Понтером совместных детях. Но Кольм был прав. Ромео и Джульетта были просто Монтекки и Капулетти; разделяющий их барьер был попросту ничем по сравнению с барьером, разделившим Боддета и Воган, неандертальца и глексенку. «Под звездой злосчастной»[11], куда там! В злосчастной вселенной, на злосчастной исторической линии.

— Мы с ним не говорили о детях, — сказала Мэри. — У Понтера уже есть две дочери — собственно, через полтора года он станет дедушкой.

Мэри заметила, как сощурились серые глаза Кольма — должно быть, задумался о том, как можно настолько уверенно прогнозировать такие вещи.

— Цель брака — рождение детей, — сказал он.

Мэри прикрыла глаза. Это она настояла на том, чтобы подождать, пока она не закончит аспирантуру — именно ради этого она села на таблетки и послала к чертям Папу с его предписаниями. Кольм никогда по-настоящему не понимал, что это было необходимо, что её учёба пострадала бы, если бы ей пришлось быть аспиранткой и матерью одновременно. Но она знала его достаточно хорошо на том раннем этапе их брака и понимала, что бо́льшая часть бремени по уходу за ребёнком свалится на неё.

— У неандертальцев нет брака в нашем понимании, — сказала она.

Кольма это не убедило.

— Разумеется, ты хочешь выйти за него замуж. Тебе не понадобился бы развод, будь это не так. — Но потом его тон смягчился, и на какое-то мгновение Мэри вспомнила, что привлекло её в Кольме тогда, в самом начале. — Ты, должно быть, очень сильно его любишь, — сказал он, — если готова на отлучение ради него.

— Да, — сказала Мэри, и потом, словно устыдившись сходства с тем, что она когда-то сказала перед алтарём, добавила: — Я очень его люблю.

Подошла официантка с заказанными блюдами. Мэри посмотрела на свою рыбу: весьма вероятно — последнее, что она съест в компании мужчины, бывшего её мужем. И внезапно её захотелось сделать для Кольма что-нибудь хорошее. Она намеревалась твёрдо держаться своего решения получить развод, но он был прав — развод в самом деле означает отлучение от Церкви.

— Я согласна на аннуляцию, — сказала Мэри, — если ты этого хочешь.

— Хочу, — ответил Кольм. — Спасибо. — Секунду помедлив, он отрезал кусочек от своего стейка. — Я думаю, ни к чему тянуть. Можем начать прямо сегодня.

— Спасибо, — сказала Мэри.

— Но у меня есть одна просьба.

Сердце Мэри тревожно забилось.

— Какая?

— Скажи ему — Понтеру — что наш брак развалился не из-за меня. Это не моя вина. Скажи ему, что я… что я неплохой, в сущности, человек.

Мэри потянулась над столом и сделала то, чего ранее не сделал Кольм — коснулась его руки.

— Обязательно, — заверила она его.

Сразу после ланча с Кольмом Мэри поехала домой за Понтером. Понтер с видимым удовольствием смотрел на канале «Космос» повтор классического «Стартрека». Понтер, разумеется, видел этот эпизод впервые, но Мэри его тут же узнала — напыщенный и наигранный «Пусть это будет полем последней битвы», в котором приглашённые звёзды Фрэнк Горшин и Лу Антонио разрывали пейзаж лицами, выкрашенными наполовину в белый, наполовину в чёрный цвет.

Они сели в машину Мэри и выехали в Садбери, куда планировали попасть часа через четыре — как раз к ужину у Рубена Монтего.

Летя по четырёхсотому шоссе, Мэри вдруг нажала клаксон, а потом замахала рукой — их только что обогнал Луизин чёрный «форд-эксплорер» с номером D2O — химическая формула тяжёлой воды. Луиза махнула в ответ и умчалась вперёд.

— По-моему, она превышает максимально разрешённую скорость, — сказал Понтер.

Мэри кивнула.

— Уверена, что ей не составит труда отговориться от штрафа.

Час проходил за часом; километры оставались позади. Шанайю Твейн и Мартину Макбрайд сменила сначала Фэйт Хилл, а потом Сьюзан Аглукарк.

— Я, наверное, не лучший источник сведений о католицизме, — сказала Мэри в ответ на комментарий Понтера. — Наверное, нужно познакомить тебя с отцом Калдикоттом.

— Что делает его лучшим источником, чем ты? — спросил Понтер, отрывая взгляд от дороги — езда по скоростным шоссе всё ещё была для него в новинку — и поворачиваясь к Мэри.

— Ну, он рукоположен. — Специальным жестом — небольшим поднятием левой руки — Мэри теперь могла предотвращать гудок, издаваемый компаньоном Понтера, когда она и сама знала, что слово, которое она только что произнесла, ему не знакомо. — Посвящён в сан — собственно, это и делает его священником. Ну, то есть, частью духовенства.

— Прости, — сказал Понтер. — Я всё равно ничего не понимаю.

— В религии существует два класса людей, — сказала Мэри, — клирики и миряне.

Понтер улыбнулся.

— Так совпало, что я не способен произнести ни того, ни другого слова.

Мэри улыбнулась в ответ; она уже начала привыкать к его чувству юмора.

— Так вот, — продолжала она, — клирики — это те, кто прошёл специальную подготовку для выполнения религиозных функций. Миряне — простые люди как ты или я.

— Но ты говорила, что религия — это система верований, этических и моральных принципов.

— Так и есть.

— Тогда все приверженцы религии должны иметь к ним равный доступ.

Мэри моргнула.

— Ну, да, конечно, просто… видишь ли, исходные тексты могут по-разному трактоваться.

— Например?

Мэри задумалась.

— Ну, например, вопрос о том, оставалась ли Мария — мать Иисуса — девственницей всю свою жизнь. Дело в том, что в Библии есть упоминания о сродниках Господних. «Сродники» — это старинное слово, обозначающее братьев.

Понтер кивнул, хотя Мэри подозревала, что если Хак сразу перевёл «сродников» как братьев, то Понтер, вероятно, услышал какую-то бессмыслицу наподобие «“братья” — это старинное слово, обозначающее братьев».

— И этот вопрос так важен?

— Нет, думаю этот — не особенно. Но другие, относящиеся к области морали, могут быть важны.

Они проезжали через Парри-Саунд.

— Какие, например? — спросил Понтер.

— Ну, к примеру, аборты.

— Аборт… это прекращение жизни плода?

— Да.

— А в чём моральная проблема?

— Ну, в том, можно ли это делать. Убить нерождённого ребенка.

— А зачем вам это может понадобиться? — спросил Понтер.

— Ну, если беременность была случайной…

— Как можно случайно забеременеть?

— Ну, ты знаешь… Мэри оборвала себя. — Нет, разумеется, ты не знаешь. В твоём мире поколения рождаются каждые десять лет.

Понтер кивнул.

— А менструальные циклы всех ваших женщин синхронизованы. Так что когда мужчина и женщина сходятся вместе на четыре дня в месяц, это обычно происходит тогда, когда женщина не может забеременеть.

Понтер снова кивнул.

— Ну, в общем, у нас всё не так. Мужчины и женщины постоянно живут вместе и занимаются сексом в течение всего месяца. Случаются беременности, которых не ожидали и не планировали.

— Когда я впервые попал к вам сюда, ты мне говорила, что у твоего народа есть способы предотвращения беременности.