Анатолий Дроздов - Денарий кесаря

Так продолжалось более года. Весь день я проводил на службе, вечером меня ждал богато накрытый стол и женщина; все равно какая – Валерии не было в живых… Многие желали заменить ее, я услыхал немало горячих признаний и заманчивых предложений, но остался глух. Мне горестно вспоминать это сейчас, но разве я искал этих встреч? Разве давал какие-либо обещания? Женщины хотели ласк и получали их. Что до остального… Любовь человек находит сам, а спутника жизни ему подбирают на небесах.

Как-то вернувшись в гостиницу в неурочный час, я застал в своей комнате дочь Плавта. Она деловито застила мое ложе.

– Зачем ты здесь? – удивился я.

– Не видишь – прибираю, – не прекращая свое занятие, пояснила она.

– У вас нет рабынь?

– Рабыням хватает своих дел.

– Вот что, – велел я, усаживаясь на ложе. – Прекрати! Иди и пришли мне рабыню.

– Тебе мало своих шлюх?! – окрысилась она.

Я взял ее в охапку и вынес за порог. Она яростно отбивалась и даже цапнула меня за руку. Понятное дело, рабыни я так и не дождался, а вечером ко мне заглянул сам Плавт. Важный грек выглядел непривычно смущенным. Следовавший за ним слуга поставил на стол кувшин с вином, блюдо со сладостями, после чего немедленно удалился. Плавт разлил вино по чашам, я пригубил. Это было отменное кипрское, а не та кислятина, которую хозяин гостиницы подавал гостям.

– Прошу тебя, господин, простить мою дочь, – выдавил Плавт, бросив взгляд на мою покусанную руку. – Зоя раскаивается, плачет целый день.

– Неужели? – хмыкнул я.

Плавт крякнул.

– У меня единственная дочь, трибун, и ту Эрот наказал безумием. Она так хочет тебя, что приходит в бешенство, когда в этой комнате появляется другая женщина. Прости ее!

У меня, наверное, был изумленный вид, поэтому Плавт встал, пошарил в изголовье моего ложа и бросил на стол какой-то сморщенный корешок.

– Вот!

– Что это?

– Мандрагора, корень любви. Если мужчина и женщина съедят его вместе, то будут любить друг друга до скончания дней. Сегодня к своему стыду я узнал, что Зоя давно подкладывает в твою пищу мандрагору. Половину съест сама, остальное дает тебе. Еще мандрагору советуют класть в изголовье любимого, дабы возжечь в нем страсть. Глупые женские штучки! Прости! Больше такого не будет…

Я молчал, не зная, что ответить.

– Ты многого не знаешь, – тихо продолжил Плавт. – Она не только прибирает в твоей комнате, но и стирает твою одежду. Если рабыня забудется и сделает это вместо нее, она так бьет несчастную, что приходится оттаскивать. Боги послали мне одну дочь, господин. Недавно ей минуло пятнадцать. Я мечтал выдать ее замуж за достойного человека и нашел такого. Но дочь моя безумна. Она сказала, что убьет себя, если я хоть раз еще заведу речь о свадьбе. Она это сделает. Прошу тебя, помоги!

– Хочешь, чтоб я женился? – хмыкнул я.

– Я знаю свое место, господин, – с достоинством сказал Плавт. – Ты сын сенатора, а я простой содержатель гостиницы, к тому же не римский гражданин. Не надо жениться – просто возьми ее!

– Предлагаешь в наложницы единственную дочь?!

– Пусть получит, что хочет! Люди не постоянны. Часто они страстно желают обладать чем-то, а, завладев, остывают. Любовное безумие не может длиться вечно. Если она не охладеет к тебе сразу, это случится после рождения ребенка. Став матерью, женщина часто забывает о мужчине и начинает любить дитя.

– Твоя дочь родит без мужа?!.

– У меня будет внук! – улыбнулся Плавт. – Давно мечтаю взять его на руки. Не волнуйся, господин, у Зои будет муж, а у ребенка – отец. Я говорил с родителями жениха, они согласны ждать. Я не бедный человек, господин, мой зять унаследует гостиницу, лучшую в Кесарии! – гордо добавил Плавт. – К тому же, ты, наверное, не разглядел, но дочь у меня – красавица. Ее захотят взять в жены даже с пятью детьми!

– Я хочу поговорить с ней.

– Как скажешь, господин! – поклонился грек.

…Зоя пришла почти сразу. Она умылась, но все равно было видно, что плакала. Став у порога, она скромно сложила руки на животе и потупилась. Я молча разглядывал ее. Когда я поселился у Плавта, дочь его была угловатым подростком, я не заметил, как она расцвела. Плавт истово хвалил все свое, будь то гостиница, вино или дочь, но в отношении Зои он приукрасил немного. У нее было смуглое, милое лицо, карие глаза и тяжелые, черные волосы, уложенные на голове высокой башенкой. В отличие от других молоденьких гречанок она не была пухленькой – стройное, сильное тело с округлым там, где округлому положено быть. Она стояла молча, давая себя разглядеть.

– Ну? – сказал я.

– Прости меня, господин! – тихо сказала она. – Я больше никогда не сделаю тебе больно. Я буду исполнять любое твое желание. Клянусь!

– Съешь это! – указал я на сухой корешок.

Она послушно бросила корень в рот и стала жевать. Зубы у нее были острые и крепкие, в чем я имел возможность убедиться, с мандрагорой Зоя справилась быстро.

– Чувствуешь прилив страсти? – спросил я.

– Да! – с готовностью ответила она. – Расстелить постель?

– Сам справлюсь. Иди!

– А как же?.. – растерялась она. – Отец сказал…

– Ты съела мандрагору одна!

– Я принесу еще! – предложила Зоя.

– Не стоит. За последний месяц я съел ее модий. Чрево не вынесет больше.

– Ты смеешься надо мной! – насупилась Зоя. – Так не честно!

– Тайком подкладывать гадость в еду честно?

– Мадрагора не гадость!

– Но тебе не помогла.

– Поможет! Ты захочешь меня!

– Позову тебя, когда это случится. А сейчас иди!

– Я буду ласкать тебя всю ночь! – исступленно воскликнула она. – Ты не пожалеешь!

– Ты обещала исполнить любое желание. Сегодня оно такое.

– Ты все равно захочешь меня! – зловеще пообещала Зоя уже за дверью. – Очень скоро…

Проснулся я на рассвете и сразу услыхал рядом мерное дыхание. Вечером я допил кипрское Плавта, но был пьян не настолько, чтоб забыть, что лег один. Я откинул одеяло. Зоя, обнаженная, спала, прижавшись щекой к моему плечу. Ее одежда валялась на полу. Как Зоя попала в постель, можно было не спрашивать – в каждой гостинице есть запасные ключи от комнат.

В комнате было прохладно, и Зоя почувствовала это. Пошарив рукой в поисках одеяла, она открыла глаза. Взор ее был невинен, как у ребенка.

– Холодно! – сказала она, обнимая меня. – Ты уронил одеяло? Я согрею!

Тело ее было упругим и горячим. Накануне я много выпил, ночью хорошо отдохнул, стоит ли удивляться, что желание пробудилось во мне? Зоя увидела это. Не успел я опомниться, как она взобралась на меня… Она не вскрикнула, когда порвалась ее плоть, только закусила губу.

– Я ведь говорила, что ты захочешь! – прошептала, прижимаясь ко мне…