Георгий Зотов - Москау

Земля дрожит, и безумцы со ртами, полными конины, скопом бросаются в снег. Бомбардировщики. Их вой смешивается со свистом ветра, превращаясь в симфонию Апокалипсиса. Тьму разрывают на части оранжевые всполохи. Смерть.

Здесь всюду смерть.

Каждый знает ответ на вопрос: что они начнут есть, когда падут все лошади и будут выловлены все кошки. Друг друга. Тепло и еда – то, за чем здесь охотятся люди в лохмотьях. За банку тушёнки отдают золотой перстень. Но кто его возьмёт?

...Столбы с колючей проволокой. На ней гроздьями висят смёрзшиеся трупы. Тела никто не хоронит – их СЛИШКОМ много, и живые привыкли к соседству с мертвецами. Снарядные гильзы среди обломков кирпичей. В белых танках живы экипажи, но кончился бензин... Они лишь ворочают пушками, не в состоянии тронуться с места. Как погибающие мамонты, сломавшие себе ноги.

Я вижу, как солдат в безумии рвёт на груди шинель и кричит на обер-лейтенанта. Он молод и в стельку пьян, обер-лейтенант старше, лицо заросло щетиной, на лбу повязка с пятном засохшей крови. Шрам на правой щеке – полумесяцем, от осколка.

– Зачем нас прислали сюда?! – заходится воплем солдат. – Мы все тут передохнем!

Спирт – вот это всегда в изобилии. Иначе бы ни одной войны не состоялось. Всем страшно, когда идешь на смерть. А выпивка растворяет ужас. Пусть и ненадолго.

Он швыряет автомат под ноги обер-лейтенанту. Лицо искажено гримасой:

– Это не моя земля. Отпустите! Я хочу уйти!

Обер-лейтенант качает головой. В голубых глазах отражается только падающий снег. Солдат валится в сугроб. Барахтается. Ползёт – в другую сторону. Офицер вынимает правую руку из кармана шинели. Смешно – на нее натянута дамская вязаная митенка, открывающая пальцы. Мизинец и указательный почернели – явно отморожены. Стискивает рукоять восьмизарядного «вальтера». Целится – сквозь метель, что-то бормочет, стиснув зубы. Солдат уже дополз до бруствера.

Выстрел.

Солдат опрокидывается на спину, каска слетает с головы. Светлые волосы в крови. В ту же секунду звучит другой выстрел – тяжёлый, винтовочный, откуда-то издалека. Снайпер. Офицер обнаружил себя вспышкой, враг выстрелил наугад.

Обер-лейтенант падает на колени, уронив «вальтер», и ложится набок – мягко, словно собирается поспать. Вьюга в считанные секунды заносит свежие трупы снегом. Удивительно. Мгновение назад два человека были живы, а сейчас их нет. Каждый, кто идёт на войну, думает, что его не убьют. И, наверное, никаких бы войн в истории не было, если бы ты знал – убьют тебя. Да-да – ИМЕННО ТЕБЯ.

Новая армада бомбардировщиков пикирует вниз. Взрывы. Взрывы. Взрывы.

Я тру снегом щёки, и они не чувствуют холода. Похоже, у меня обморожение.

Я отлично знаю, почему вижу всё. Мёртвые города. Трупы. Ледяные пустыни.

 ПРОСТО ОНА ЗАСТАВЛЯЕТ МЕНЯ ЭТО ВИДЕТЬ.

Гость сел на соседнее кресло, по левую руку – согласно договорённости. Поёрзав, примостил на коленях поднос с жареной кукурузой и парой бумажных стаканов с надписью «кока-кола» – её популярность не смогло убить даже полное поражение Соединённых Штатов в войне с Японией. Не поворачивая головы, человек шепнул:

– Зд-дравствуй...

– Привет, – ответил Павел. – Спасибо, что пришёл. Выпьем за нашу встречу?

Человек усмехнулся, оглядев тёмный зал. Они сидели на последнем ряду – что называется, «места для поцелуев». Народу было немного, да и сеанс ещё не начался, показывали рекламные ролики. Как обычно, японские – йогурт «Годзилла». Кондиционеры не работали – запах пыли мешался с запахом влажных тел зрителей.

– Т-тебе ш-напс?

– Ой, умоляю. Достаточно того, что придурки вокруг пьют кофе вместо чая, словно это сделает их немцами. Плесни перцовочки – я знаю, у тебя всегда есть заначка.

Человек ощерил рот в ухмылке. Отставив поднос на соседнее кресло, полез за отворот пиджака, нащупывая флягу. Павел поймал себя на мысли – похоже, в первый раз видит давнего знакомца в гражданском. Оберштурмфюрер научного отдела гестапо, Жан-Пьер Карасик не вылезал из темно-синего халата. Правда, одежда учёного ему не подходила. Огромного роста, с бритой головой и руками молотобойца, он скорее напоминал монстра из фильмов-комиксов студии Universum Film. Ну, а кто ещё мог появиться на свет от связи офицера французской дивизии СС «Шарлемань» и украинской крестьянки? Только такая атомная смесь.

 – вспомнил Павел стишок про дядю Стёпу: в школе расписанный каракулями листочек читали под партами, пока не видит учитель, – и помирали со смеху. С приходом немцев поэму запретили, а автор скрылся за Уралом. Правда, сейчас Министерство народного просвещения и пропаганды выпустило новую версию книжки, изменив герою имя – на дядю Шварца. Мясник из Австрии Арнольд Шварценеггер, снявшись в трёх фильмах культового режиссера Лени Рифеншталь (включая и «Триумф воли: продолжение»), стал бешено популярен. Согласно опросам, 70 процентов людей мечтали увидеть его новым фюрером. Книга «Дядя Шварц» с ходу стала лидером продаж.

Павел глотнул из услужливо протянутого стакана. Перцовка обожгла нёбо.

– Ш-што ты х-хочешь спросить? – склонился над флягой Жан-Пьер. – В-вообще, я удивлен. Т-тебя в-выдернули из Г-гонк-конга, толком нич-чего н-не объяснив. Ст-транно.

Павел выждал несколько секунд. Освещение в зале погасло, начался фильм.

– Ты лучше представь, как мне странно, – спокойно заметил он. – У меня была отличная сделка, я собирался на встречу с оябуном местной группировки якудза[11]. И в момент, когда я собираюсь звонить связному, на эфунк приходит распоряжение, а через минуту на почту – билет эконом-класса до Москау. Что делать? Взял такси, поехал во флюгхафен[12]. На данный момент, я знаю следующее: мне в гестапо покажут некий рисунок. Даже не фото, а именно рисунок. Изображёние человека. Мне вообще не соизволили сказать, мужчина это или женщина. Так вот – я должен срочно найти того, кто на рисунке. 

Прервавшись, Павел сделал большой глоток.

– Скажу честно: более идиотского задания я в жизни не получал. Но платят ТАКИЕ деньги, что можно положить в карман Луну. Или Солнце, или Землю... с этой суммой не проблема. И самое главное, если выполню задание, меня обещали больше никогда не беспокоить. Хочешь посмеяться? Рисунка я пока так и не увидел – жду доступ. Я давно не был в рейхе, а бюрократия с тех пор стала ещё хуже. Гестапо попросту вязнет в бумагах. Скоро придется заполнять специальный формуляр, если захочешь помыться в душе.