Александр Прозоров - Легион. Смертельный удар

— Победа близка! — прохрипел Федор, вздымая коня на дыбы и налетая на ближнего пехотинца.

Ударом копыт боевой конь сшиб пехотинца, но получил удар в бок, который достиг цели. Копье застряло у него в брюхе. Разворачиваясь направо и налево в седле, Чайка успел разрубить три шлема своей чудовищной фалькатой, прежде чем пехотинцы вонзили в бок его коню еще два копья. Животное пошатнулось и стало оседать на круп.

Скатившись на землю, Федор удержал свое оружие и, отбиваясь от пехотинцев противника, отступил назад, осматриваясь по сторонам. Левее и чуть позади него продолжалось конное сражение, ржали кони — падали замертво сраженные стрелами и мечами всадники, — справа несколько испанцев атаковали копьеносцев, но здесь, на вершине холма их было человек десять, не больше. Чайка вдруг понял, что в пылу атаки оторвался со своими бойцами от основной группы всадников Амада, с которыми начинал этот бой. Они были рядом, метрах в тридцати, но могли не успеть, поскольку пехотинцы противника попытались вновь занять холм и медленно, словно нехотя, двинулись вперед, выдавливая с него солдат Гасдрубала.

Двое копейщиков подскочили к Федору, нанося короткие удары. Чайка был вынужден отступить. Он пятился, отражая удар за ударом. Рядом с ним оказались еще семеро бывших всадников, потерявших коней и теперь яростно вращавших мечами. Один из них пал на глазах Чайки, пронзенный сразу тремя копьями. Положение стремительно ухудшалось. Конное сражение с греками — а в армии сената Федор без особого удивления увидел наемных катафрактариев из Коринфа и Аргоса — происходило в стороне и Чайку с несколькими храбрецами могли убить гораздо раньше, чем испанцы доберутся сюда. Федор уже допускал мысль об очень быстром отступления, поскольку умереть героем накануне победы ему совсем не хотелось, тем более что Юлию он пока так и не нашел. А от мертвеца в поисках толку мало. Чтобы спасти из плена семью, надо сначала выжить самому.

Неожиданно позади раздались дикие крики — это началось стремительное наступление хилиархии африканских пехотинцев, избавившее его от позора. Впереди всех, бешено потрясая клинками, бежали две знакомые фигуры.

— Ну, этих-то мы дождемся, — сплюнул он, решив больше не отступать и отбивая щитом очередной выпад копья, направленный ему в голову. Затем он перешел в контратаку и серией ловких ударов он зарубил одного из врагов, заставив второго сделать пару шагов назад.

Выжившие в этой мясорубке испанцы дрались чуть поодаль, а пехотинцы противника, прежде чем вновь перейти в оборону, решили наказать хотя бы тех, кто был сейчас перед ними, и на Федора напали сразу четверо. Но тут невдалеке раздался дикий рев, сопровождавшийся ржанием коней и криками ужаса, и все они на мгновение отвлеклись, что дало возможность Чайке заколоть одного и ранить второго.

Это ревел слон. Один из тех, что привел сюда Федор и которых Гасдрубал с радостью бросил в бой против конницы Эндимиона. Чайка успел заметить, как слон нагнул свою массивную голову и, подцепив окованными бивнями коня, поднял над собой его истекающую кровью тушу, а затем сбросил ее вниз. Следующим ударом бивней разъяренный слон повалил на землю сразу трех греческих катафрактариев и принялся топтать их своими ногами.

Но окончание этой драмы Федор так и не увидел. Он еле успевал отбиваться oт точных ударов, один из которых угодил ему в шлем, а другой проверил на прочность боковые крепления кирасы. К счастью, доспехи выдержали удары копьеносцев, а подоспевшие на помощь Леше и Урбал быстро утихомирили этих двоих ловкими ударами фалькаты.

— Что же ты бросился в атаку вместе с конницей? — пожурил его Урбал, когда бой был почти закончен, а войска Эндимиона уже отступали по всему фронту, бросая оружие. — Позабыл, что командуешь всем правым крылом?

Лагерь спартанца был взят силами Чайки с ходу. В этом бою удалось пленить многих знатных офицеров и даже захватить еще пять слонов. Победа казалась полной.

Федор молча усмехнулся. Сейчас он стоял на одной из башен захваченного лагеря и вместе с друзьями наблюдал за догоравшим сражением. Чайка действительно поддался порыву, которому не должен был поддаваться главнокомандующий такого ранга, и устремился в атаку вместе с испанцами. Больно уж красиво они в нее шли.

Перед боем Гасдрубал назначил его командовать правым крылом, передав Чайке для усиления все его «бывшие» африканские хилиархии, с которыми он впервые вступил на эту землю, вернее го, что от них осталось после первого поражения от Эндимиона на плоскогорьях Нумидии. И теперь под его командой вновь были почти такие же силы, с которыми он отплыл из Сицилии.

Тогда же, перед грандиозным сражением у Эль-Кефа, которое должно было решить судьбу армии сената, стоявшей на пути в Карфаген. Чайка успел выпить с друзьями вина в своем шатре и узнал все подробности похода Гасдрубала. Оказалось, что большую часть проведенного здесь времени армия Гасдрубала отступала и терпела лишения, несмотря на казавшуюся мощь. Сначала вся эта махина в погоне за Масиниссой зашла в пустынные земли, где неожиданно столкнулась с армией поджидавшего их Эндимиона Для Федора, узнавшего обо всем из уст самого Магона, это уже не было новостью, но вот Летис рассказывал о том сражении просто взахлеб.

— Ну и досталось же нам! — почти с восхищением расписывал Летис детали того поражения, отпивая из кувшина. — Пехота у этого Эндимиона была отменная. Почти как у нас. И было ее ничуть не меньше. Они зажали нас в ущелье и били до самой ночи, пока не истребили несколько хилиархий. От нашей осталась половина, еле унесли ноги, Урбал не даст соврать.

Урбал подтвердил, молча качнув головой. По его лицу было видно, что эти воспоминания не столь радуют его.

— А потом этот спартанец и нумидийцы Масиниссы гоняли нас по пустыне много дней кряду, — продолжал вещать Летис, — ведь его армия оказалась едва ли не больше нашей, и Гасдрубал ничего не мог с ним сделать, до тех пор, пока не представился случай поймать в мышеловку нумидийского царька. В этом нам помогла кельтская конница. И уж когда это случилось, мы отомстили сполна. Кельты загнали нумидийцев прямо на нас, и пехоте досталось добивать отступающих всадников Масиниссы. А доспехов-то на них нет. Вот уж где я отыгрался. Завалил человек десять.

— Так Масинисса убит? — с надеждой вопросил Федор, решив не уличать разглагольствовавшего Летиса во лжи. Двоих или троих с его физической силой и выучкой тот еще мог «завалить», но десять всадников даже Летису было никак не одолеть. «Хорошо еще не сказал двадцать, — осторожно, чтобы не обидеть друга, усмехнулся Федор, — поскромничал».