Олег Мазурин - Убить отступника

Княжна приехала проведать суженого и хлопочет над ним как может.

– Попейте этой микстуры, Александр Дмитриевич, – уговаривает она Голевского.

– Не хочу. Надоели эти лекарства, – морщится капитан. – Ах, милая Даша, лучшее лекарство от моих недугов – это ты. Кстати, завтра приезжает тетушка с целым обозом продуктов, она тоже замучает меня своими пилюлями и порошками, а также чрезмерной и ненасытной заботой.

– Вы несправедливы к ней, Александр. Она вас любит как сына и даже больше.

– Это точно. Я ей как сын. Игнат, оставь нас наедине!

– Слушаюсь, барин.

Голевский взял Дашину руку и прижал к щеке. Даша ласково погладила его по волосам. Он поцеловал ее руку, затем губы. У Голевского разом захватило дух! Ух-х-х!.. Словно он с крутой горки на санках мчался! Летел, как в пропасть! Дух замирал, стыла кровь, нервы и ощущения были обострены до предела. Казалось, он забыл все на свете, кроме этих знойных и долгих поцелуев… Все его естество растворилось в них. Влюбленные долго целовались и обнимались. Наконец оторвались друг от друга. Глаза их сияли блаженством и любовью.

– Как я счастлив, Даша! – воскликнул Голевский.

– Я чуть не сошла с ума. Тогда. Я боялась, что вы умрете, я бы не пережила этого. Я бы умерла наверно. Зачахла и умерла. Я бы не смогла жить без вас.

– Что ты говоришь, Даша, помилуй, не надо умирать. Вот я, живой и невредимый.

Он покрыл ее лицо поцелуями.

– Дашенька, милая, ответьте еще раз, вы любите меня?

– Да, да, да. Я люблю вас.

– Вы выйдете за меня замуж?

– Да.

– Как только я поправлю свое здоровье, то сразу же отправлюсь к твоему батюшке просить твоей руки. Непременно.

– Он будет этому весьма рад, уверяю. А так как он подумывает навестить тебя здесь в Петербурге, то тебе отпадает необходимость ехать за разрешением в Москву. Попросишь его здесь.

– Вот и славно!

Они снова поцеловались.

Вдруг в комнату словно ошпаренный влетел Игнат. Взгляд безумный, речь нечленораздельная, руками размахивает, жестикулирует. Голевский насторожился. Княжна тоже не на шутку обеспокоилась.

– Что-то случилось, Игнат? – спросил Голевский.

– Там, барин, там… Барыня, там… – продолжал махать руками слуга.

– Что там? Наводнение, пожар? Или моя тетушка на три дня раньше объявленного срока вернулась к нам из имения?

– Нет, барин, там…

– Привидение, вурдалаки?

– Там, там прибыли такие господа, генералы, полковники. От орденов и золотого шитья глаза просто слепнут. Хотят вас видеть.

– Хорошо, голубчик, проси…

Голевский привел в порядок пятерней волосы, запахнул шлафрок. В комнату вошел сам граф Бенкендорф с приветливой улыбкой на губах. Капитан попытался встать, но граф знаком остановил Голевского.

– Дарья Николаевна, мое почтение. – Бенкендорф галантно склонил голову перед княжной и поцеловал ей ручку. – Александр Дмитриевич… Не вставайте, ради бога. Вам необходимо лежать. Я привел вам хорошего лекаря.

– Как там с заговорщиками? Их всех взяли под стражу?

– Да, почти всех. В Красноярске заключен в каземат вице-губернатор – родственник Рощиных. В Томске, Тобольске, Казани, Перми, Екатеринбурге схвачен ряд высокопоставленных заговорщиков. Их всех свозят в Петропавловскую и Шлиссельбургскую крепости. Следственная комиссия непрерывно заседает. Начались задержания заговорщиков и за границей. Их тоже вывозят в Россию. Его величество будет жестче, чем прежде. Ваш будущий родственник Переверзев, так называемый брат Катулл, жалок. Раскис на допросах. Граф всецело оправдывает поговорку «Блудлив как кошка, труслив как заяц». У нас теперь весь список заговорщиков. Во многих городах планировались восстания. Да, это была мощная сеть. Они хотели убить царя, всю его семью, готовилась специальная группа самых опытных и искушенных в диверсиях офицеров. Они хотели повесить многих министров, генералов, без суда и следствия, а меня четвертовать прилюдно. Я – двенадцатый по списку. Схватить меня было поручено нашему знакомому Шепелеву. Предатель! А я ему доверял всецело. Вот мерзавец!

– Так точно, ваше превосходительство, мерзавец!

– Пожалуй, хватит, господа, распространяться нам об этой дряни, давайте поговорим о хорошем. Намедни я был на аудиенции у нашего государя императора…

Все присутствующие многозначительно и с почтением посмотрели на Бенкендорфа.

– Его величество весьма хвалил вас, Александр Дмитриевич, благодарил за службу, за проявленный героизм. Сказал, что как только вы поправитесь, он вас непременно пригласит к себе на аудиенцию.

Голевский приободрился.

– Благодарю.

– Наш монарх сказал, что таких верных государю и отечеству, как вы, Александр Дмитриевич, надо поощрять и приближать, – генерал откашлялся и тожественно заговорил. – Так вот посему, дорогой вы наш Александр Дмитриевич, высочайше повелено… наградить вас Орденом святого Владимира первой степени…

– Благодарствую…

– Дать вам имение во Владимирской губернии. И это еще не все. Самое главное, его величество распорядился присвоить вам титул графа.

Голевский, удивленный и польщенный, просиял.

– Mais non![36]

И гаркнул от избытка чувств:

– Да здравствует наш государь император! Виват! Служу Отечеству!

– Виват императору! – прокричали все офицеры.

Княжна смотрела на своего кумира с немым восхищением. Что там Ахиллес, Ганнибал, Цезарь или Александр Македонский. Голевский – вот ее герой! И какой герой! На все времена и столетия. На ее глазах заблестели слезы умиления и восторга. И если бы не генеральская свита и сам шеф жандармов, то княжна бы в восторженном порыве кинулась к любимому на грудь. Бенкендорф пожал руку новоиспеченному генералу.

– Выздоравливайте, любезный Александр Дмитриевич. Государь с вами еще побеседует. Честь имею, Дарья Николаевна.

Бенкендорф вышел из помещения, а за ним двинулась и вся его свита. Только Снетков задержался на мгновение у постели раненого героя, торопливо пожал Голевскому руку и, сказав «выздоравливайте», поспешил за шефом.

Едва посетители ушли, княжна подскочила к жениху и заключила того в нежные и сладкие объятья. Он прижался к ней сильней, поцеловал.

– Мой милый Сашенька! – в порыве восторга воскликнула Дарья.

«Милый!» Как ласкает это слово. Оно словно гладит по голове. Словно перебирает нежнейшими пальчиками и взъерошивает волосы…

– Дашенька! Вот видишь, моя душечка, государь достойно оценил мои усилия. И не придется мне отныне краснеть перед твоими богатыми и родовитыми родственниками за свои дырявые штаны и за свой чин.

Княжна отпрянула от него, счастливо заглянула в его глаза, заразительно рассмеялась и снова прижалась к нему всем телом.