Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна Геннадьевна "taty ana"

— У нее тоже?!

— Во всем должно соблюдаться равновесие. Но мы ей очень благодарны, Лилия не дала проснувшемуся Воину полностью завладеть телом Генриха.

— Неужели нельзя ей как-нибудь помочь?

— Кто знает? Любовь и не такое исцеляет. А беременность меняет любую женщину.

— Беременность?! Так, значит…

— Они поженились и давно. Едва им исполнилось по восемнадцать.

— И скрыли…

— Стеснялись своего счастья. Я передам им от тебя привет.

— Спасибо.

***

С мачехой у Стеллы так и не сложилось, хотя теперь она к ней не цеплялась. Разгадана причина внезапной беременности царицы Ирсении, и наивное желание падчерицы помочь, но натуру не изменишь.

— Говорят, принц Генрих собирается жениться.

— Кто говорит? — Стелла уколола палец, но не подала вида. Красная капля спряталась среди маков, украшающих кайму скатерти. Вышивка по-прежнему получалась кривая. Но Лоза все равно гордился бы своей ученицей. — «Только не плакать. Ни в коем случае не плакать, нельзя показывать ей слезы».

— Кто говорит? — Ирсения не спускала глаз с лица падчерицы. От нее не скрылось, как дрогнули ее ресницы. — Аруся, дочь моей фрейлины. Среди ее подружек только об этом и судачат. Кто-то распустил слух, что король Эрии организует отбор. Ты поедешь?

— Нет. Я не скаковая лошадь, чтобы участвовать в забеге.

— Передам твои слова Литании, пусть знает, что ее Аруся — кобылка.

Прошла зима. Весенний ветер принес запахи леса, проклюнувшихся почек, напитанной дождем земли.

— Ваше Высочество, к вам князь Вышегородский.

— Костюшка!!!

— Тише, тише, я хоть и сильный, не стоит на меня прыгать. Вчера в честном бою со Зверем спину потянул.

— Ах, какие вы все еще мальчишки!

— Цыц! Мне скоро восемнадцать.

— И что?

— Я смогу жениться. Пойдешь за меня?

Стелла фыркнула.

— Зря смеешься. Я богат, хорош собой, курить, вон, бросил. Чем не жених?

— Подрасти еще немножко.

— Ну, это навряд ли. В моем роду никогда высоких не было.

— Я пойду за тебя, — в дверях появилась младшая царевна. Нескладный подросток, каким и положено быть в неполные тринадцать.

— Тебе точно надо подрасти, — нашлась что ответить Стелла, потому как ее друг враз растерял слова. — И вообще, что за манеру взяла подслушивать о чем взрослые говорят?

— Только что князь Константин не был взрослым. Ну так что? Будешь меня ждать или нет?

— Я как-то еще не определился… — шея Барчука побагровела, а ладони вспотели. Он вытер их о штаны.

Януша покружилась вокруг него, стоящего истуканом, потом села на диван. Расправила красивое платье, сложила руки как прилежная ученица.

— Если надеешься ее обаять, то напрасно, — ласковый взгляд в сторону замершей таким же истуканом сестры. — Ее сердце другому отдано.

— А ты откуда знаешь? — хором выдохнули два истукана.

— Надо получше прятать дневник, — наставительно произнесла царевна. — Ах, люблю, не могу, а он обо мне совсем не думает!

— Ах ты маленькая засранка! — метко брошенная подушка снесла тщательно уложенную на голове косу на бок. Януша вскрикнула и запустила в ответ думочку. Та наверняка попала бы в Стеллу, но на ее защиту встал рыцарь, у которого моментально расквасился нос — золотые кисти по углам небольшой подушки оказались на редкость жесткими.

В самый разгар боя, когда двое старших загнали младшую за диван, и она, не помышляя сдаваться, метнула оттуда книжку, над которой совсем недавно грезила ее сестра, в комнату боязливо заглянул лакей.

— Что?! — обернулась на него раскрасневшаяся Стелла и тут же получила по голове ловко брошенной туфлей. — Ах, ты паршивка!

Лакей дождался, когда старшая дочь царя Берелива перестанет трепать младшую, с достоинством произнес:

— Его Величество требует срочно прибыть в малую залу.

— Это важно? — князь Вышегородский упер ладони в колени и никак не мог отдышаться.

— Не-а, если в малую… не важно… Вот если бы в большую… Сдаешься? Сдаешься?!

— Д-да-а-а, — просипела Януша. Еще бы. Стелла хоть и не отличалась пышными телесами, весила достаточно. — Только слезь с меня, пожалуйста. Дышать нечем!

— Клянись, что больше не откроешь мой дневник!

— Клянусь! Я маменьке дам почитать, а сама ни-ни!

— Что здесь происходит?! — лакей растворился в глубине коридора, а на его месте застыл сам царь-батюшка. Из-за его плеча на побоище с интересом взирали граф Алекс де-Бромон и глава эрийской королевской стражи Бертран.

— Папа! Она мне князя Вышегородского пожадничала отдавать!

— Вот ты!.. — растерялся Костюшка. Кровь из носа еще продолжала течь, и он, будто неразумное дитя, вытер ее рукавом. От этого его вид не стал лучше.

Все трое являли собой жалкое зрелище, но это не смутило пришедших. Вперед выступил граф Де-Бромон. Развернув плотный лист бумаги и прочистив горло, он принялся зачитывать:

«Я, Генрих, принц Эрийский, прошу руки дочери Его Величества царя Берелива…»

Янушка с загоревшимися глазами выступила вперед и похлопала себя по груди.

— Я? — с надеждой спросила она.

— Старшей дочери, — уточнил Алекс, пряча улыбку. Кашлянув еще раз, он закончил свою короткую речь:

«…прошу руки царевны Стеллы! Собственноручно подписано сего числа сего месяца».

— Костюшка теперь точно мой, — прошептала Янушка и схватила вздрогнувшего «жениха» за руку.

А Стелла ничего не слышала и не видела. В голове звенело и вовсе не от удара туфлей. Она никак не могла осознать произнесенного.

— Прочтите еще раз, пожалуйста, — попросила она.

— Та-та-та… — пробежался глазами по строкам Алекс и громко зачитал самую суть: — Принц Генрих просит руки царевны Стеллы!

— Отказать? — поинтересовался царь, видя растерянность дочери.

Та, наконец, пришла в себя. Поправила волосы, одернула юбку. Выпрямилась так, что стала выше. Острые плечи, напряженная спина. Берелив не ожидал ничего хорошего. И был прав.

— Династический брак? — уточнила старшая дочь.

Оба посла кивнули. Отец от досады крякнул.

— А как же любовь?

— Стерпится — слюбится, — никто и не заметил, когда в помещении появилась Ирсения. Януша тут же отпустила руку князя Вышегородского. — Короли не выбирают.

— Зато выбирают Ветер и Луна, — ответила царевна и пошла прочь.

Сзади никто не дернулся бежать за Стеллой. Каждый из оставшихся в разгромленной комнате знал, что любые доводы окажутся бесполезными. После монастыря и прочих страшных событий, царевна перестала быть той наивной девочкой, которая стремилась переехать в Эрию и доказать всем, что она достойна быть женой наследника.

Теперь ей ничего доказывать не надо. И если кто-то надеялся, что она пустится в пляс от радости, услышав официальный сухой текст, то он сильно ошибался. Она знает себе цену. И как царевна, и как женщина.

Рывком распахнув дверь в свои покои, Стелла позволила себе всхлипнуть. Направляясь к кровати, где собиралась нареветься всласть, почти ничего не видя от разом хлынувших слез, она едва не сшибла… стоящего на одном колене Генриха. Принца Эрийского, а в простонародье Ветра.

Он протянул к ней ладонь и тихим голосом спросил:

— Луна, ты будешь моей?

Она подозрительно сощурила глаза и поджала губы. Руку медленно отвела за спину.

— Я помню каждый твой поцелуй. Я помню каждое твое прикосновение. Я помню, как ты прижималась ко мне, когда Лоза стащил меня на пол. Я помню каждое признание в любви. Я не видел тебя, не представлял, как ты изменилась за все те годы, что находилась рядом, и не осознавал, стала ли ты еще красивее или у тебя на носу появились прыщи, но уже тогда я твердо знал, что лучшей женщины мне не найти.

— Выгода? Ты понял свою выгоду? Во мне есть все, что может сделать из меня достойную жену, а в будущем и королеву? Разве этого достаточно для тебя, Ветер?

— Этого достаточно для принца Эрийского. Но не для Ветра. Как недостаточно и для Луны. Потому что она не знает главного: ее любят. Искренне. Всей душой. Неистово и самозабвенно. Я не мог дышать, когда ты приходила ко мне. И не имел сил подняться и прижать к себе. Вернуть все те поцелуи, что ты мне подарила, пока я лежал бревном. Нет, далеко не бесчувственным. Со скованным чужой волей телом, но не бесчувственным.