Пионерский гамбит (СИ) - Саша Фишер

— Стой, подожди! — рука Игоря опустилась мне на плечо. Я стряхнул ее и пошел дальше. — Да стой ты!

— Отвали, — буркнул я. А чего я, собственно, разозлился? Что он пудрит мозги моей матери? И что мне нужно в связи с этим сделать? Бежать к Вере и срочно рассказывать ей, какой Игорь козел? А что я вообще знаю об их отношениях? Может они и правда просто по-дружески договорились, что поставят по-быстрому Игорю штамп в паспорте и разведутся.

— Ты за мной следишь что ли? — Игорь крепко схватил меня за руку, я попытался вырваться, но силенок не хватило.

— С чего ты взял? — огрызнулся я. Прозвучало фальшиво. Даже как-то театрально. Как будто это не я сказал, а актер кислодрищенского драмтеатра, которому нужно изобразить оскорбленную невинность.

— Не знаю, что ты там себе навыдумывал, Крамской, — Игорь сжал мое запястье крепче. До боли, даже показалось, что лучевая кость хрустнула. — Может решил, что я шпион, и тебе за мое разоблачение орден дадут и портрет на городскую доску почета повесят. Но знаешь что...

— Да не слежу я за тобой! — почти заорал. — В тубзик ходил, ясненько? А тут ты с Коровиной.

— Тихо ты! — зашипел Игорь.

— А то что? — хмыкнул я. — Стукнешь меня по голове и прикопаешь под сосной? Развел тут Санта-Барбару, а все потом секреты твои охраняй...

— Что развел? — не понял Игорь и даже ослабил хватку.

— Ничего, проехали! — я вырвал руку и пошагал в сторону костра. Услышал, что за моей спиной Игорь выругался шепотом сквозь зубы, но за мной не пошел. На одеяло к Коровиной вернулся, не иначе.

Я забрался в палатку и как-то завернулся в свой тощий спальник. Неудобно, трындец. Спиной я упирался в брезентовую стенку палатки, над ухом зудел комар, и еще несколько алчно кружили где-то в густой темноте. Интересно, что за эволюционный выверт заставил комаров пищать? Всем было бы проще, если бы этот демаскирующий писк был признан вредным и потерялся на каком-то из этапов развития вида. Подлетали бы бесшумно, пили кровь и улетали. И всем отлично. И кормовая база бы не нервничала, размахивая руками в попытках прихлопнуть надоедливых насекомых, и самим комарам было бы безопаснее охотиться. Ведь есть же насекомые похожих размеров, которые летают совершенно бесшумно... Наверняка у энтомологов есть какое-нибудь до зубовного скрежета убедительное объяснение.

Я натянул спальник на голову. Поморщился от касания холодной металлической молнии.

Замер. И что дальше? Как в таких условиях полагается засыпать? Что-то твердое упиралось в бок. То ли шишку не заметили, когда место для палатки вычищали, то ли корень из-под земли вылезал. Было холодно и жарко одновременно. Новокиневск — это не Геленджик какой-нибудь, где летом по ночам тепло. Даже в очень жаркие дни ночи тут весьма даже прохладные. А сегодня и день был нежаркий, прямо скажем. Я пошевелил замершими пальцами на ногах. Овец посчитать? Хм...

Не знаю, сколько я лежал вот так вот без сна. Мне показалось, что целую вечность. Я уже спел мысленно все песни, которые вспомнил. Посчитал овец. Трижды. Каждый раз доходил до пятого десятка и сбивался. Сон не приходил. Я прислушивался к разговорам у костра. Кто-то там еще остался. Может, ну их, эти попытки уснуть? Выбраться из пахнущего старыми тряпками брезентового домика и тоже пойти посидеть? Послушать страшных историй, посмеяться над анекдотами? Ну не посплю ночь, завтра мы все равно никуда не идем, можно будет днем поспать...

И тут я понял, что больше я не в палатке. Непроглядный мрак сменился темнотой обычной квартиры. На стене напротив тускло светится красным выключатель. Из-под двери кухни пробивается тусклый свет уличных фонарей. На кресле — темная фигура девушки. Но лицо ее видно отчетливо — в руках у нее смартфон, и она быстрыми движениями пальца что-то пишет. Карина. Моя дочь.

— Вот черт... — прошептал я.

— Не спится? — сказала она, не отрывая глаз от телефона.

— Ты что, меня слышишь? — обалдело спросил я.

— Я вроде пока не глухая, — огрызнулась Карина.

«Неужели мне все приснилось?» — подумал я. Лагерь, Кирилл Крамской, Мамонов, Шарабарина... Мои молодые родители, Игорь Снегов? Странное чувство. Как будто даже облегчение, что наконец-то я вернусь в свой привычный мир гаджетов, продуктового изобилия и собственной квартиры. Но почему-то досады было больше. Надо же, все казалось таким реальным. Даже более реальным, чем моя настоящая жизнь последние годы.

Я спустил ноги с кровати, нашарил в привычном месте тапочки, протянул руку, коснулся пальцами махровой ткани халата. Сунул ноги в тапки, накинул халат, дотопал до кухни. Открыл холодильник, взял с дверцы банку пива. Дернул за колечко. Раздалось привычное шипение. Сделал длинный глоток. От холода слегка заломило виски. Я вернулся в комнату и сел на кровать.

— Такой сон удивительный снился... — сказал я.

— Ты запиши, говорят Менделеев во сне свою дурацкую таблицу увидел и на весь мир прославился, — иронично проговорила Кара.

— Мне про другое, — отмахнулся я, чувствую настойчивое желание выговориться. — Мне снилось, что я попал в тело четырнадцатилетнего мальчишки, которого отправили в пионерлагерь в тысяча девятьсот восьмидесятом году. В этом лагере познакомились мои родители, твои дедушка и бабушка. Они там тоже работали.