Алексей Волков - Русский фронтир

– Только, Логгин Петрович, можно один из кораблей будет «Камчатка»? Мы с самого начала действовали против пиратов, и люди заслужили принять участие в окончательном решении вопроса, – попросил Головнин.

– А мы? – неожиданно вскинулся Граббе.

Вопреки прежним мыслям ему показалось обидным не принять участия в деле.

– Сколько на острове людей? – словно не звучал об этом разговор, уточнил полковник.

– Не более трехсот. Обычно – поменьше, – ответил Липранди.

– Тогда одного дивизиона хватит с избытком. На один день вполне можно задержаться, – сделал вывод Граббе.

Но морякам уже не очень хотелось делиться победой. Потому в ответ начался спор. Не пылкий, а вполне взвешенный, в котором желание участвовать скрывалось за неспешными неубедительными аргументами.

Для Липранди участие, вернее, неучастие в споре (подполковник открыто не встал ни на одну из сторон) завершилось появлением на пороге кают-компании судового лекаря.

– Иван Петрович, – после обязательных приветствий и фраз обратился к нему эскулап. – Там француз очнулся. Вас зовет.

На лице медика было написано некоторое смущение. Не годится ради одного раненого тревожить другого, но что поделать?

– Иду. – Подняться оказалось тяжело.

В бою напряжение не позволяет расслабляться, и собственных ран можно даже не заметить, зато стоит очутиться в нормальной обстановке, и слабость оказывается доминирующим чувством. Но сразу вновь пробудилась чуть угасшая тревога за того, с кем провел последние месяцы и с кем несколько часов назад сражался бок о бок против взбунтовавшихся матросов.

Не так страшны были раны. Просто потеря крови вызвала упадок сил, и стоило встать, как начала кружиться голова.

Тем не менее Липранди проделал весь короткий путь сам, отказавшись от услужливо подставленного плеча лекаря.

– Жан, – обрадовался его приходу де Гюсак.

Сейчас он казался каким-то особенно старым. Черты лица обострились, а в глазах появилась мудрость человека, пребывающего между жизнью и смертью.

– Как вы, Анри? – Липранди присел рядом с койкой француза.

– Нормально. – Однако Гюсак даже не пытался выглядеть бодрым. Голос его был тих, и было видно, что слова даются с трудом. – Жаль лишь будет, если так и не увижу Париж. И с наместником вы меня не познакомите.

– Что вы! Лекарь обещает в ближайшее время поднять вас на ноги. Пуля удалена, остальные раны так не опасны. Просто вы потеряли много крови. Главное – покой и отдых, – несколько приукрасил положение приятеля Липранди.

– Бросьте. Все в руках Божьих. – Не отличавшийся особой религиозностью француз, подобно многим, оказавшимся на пороге, пересмотрел предыдущие взгляды о вечности. – Знаете, Жан, а ведь шкипер был в заговоре.

– С чего вы взяли, Анри?

Сам Липранди не задумывался о происшедшем. Главным было уничтожение пиратского гнезда, и в его свете все предыдущее отошло куда-то на задний план.

– Откуда у них оружие? – Де Гюсак попытался изобразить некое подобие улыбки. – И почему Рене появился на палубе?

– Он же сказал – двери оказались заперты, – дежурно отозвался Липранди. И тут же до него стало доходить. – Вы хотите сказать, что мы бы это обязательно услышали?

Де Гюсак на секунду прикрыл глаза. Так было значительно проще, чем кивнуть головой или говорить.

– Не только. Шкипер ждал исхода, а когда увидел рядом корабли, замел все следы. Я же видел, как добивали раненых. Чтобы никто не проболтался.

Последние штрихи в картинке встали на месте. Липранди сам бы мог догадаться до того, что рассказал ему француз, но тогда на палубе он беспокоился за жизнь компаньона, и ему не было дела до происходящего, а потом все помыслы были направлены на Галвестон.

– Я доложу о случившемся.

В море любой капитан имел право суда над преступниками. Тем более когда речь шла о морском разбое. Не было никакого смысла откладывать дело в долгий ящик.

– Теперь, Жан, идите. – Де Гюсак был измотан коротким разговором. – Хочу увидеть Париж. Если не наяву, то хоть во сне.

Он закрыл глаза, и Липранди в какой-то момент показалось, что это было все. Но грудь Анри едва вздымалась.

– Мне надо, чтобы он жил, – выйдя из каюты, заявил Липранди лекарю. – Понимаешь – жил!

Лекарь послушно кивнул, но в его глазах Липранди не заметил особой уверенности.

Разговоры порою бывают сродни болоту: стоит в них увязнуть, а дальше уже тонешь в потоке слов и никак не выбраться из них, и не перейти к делу. Тут уж как сложится. Или же первые фразы сумеют мобилизовать всех, подвигнуть на действие, или же за первыми фразами последуют вторые, за ними – третьи, и все будет вертеться вокруг одной и той же темы, вокруг одних и тех же фраз, лишая сил разорвать полученный круг.

В Луизиане случилось второе. Нет, решимости покарать казаков у жителей вначале было с избытком. Почти все поголовно были возмущены полученным отпором. Они привыкли чувствовать себя хозяевами, и вдруг кто-то попытался с оружием в руках возразить им, что на самом деле все обстоит совсем не так. Стерпеть подобное казалось кощунством. Наглецы заслуживали самой жестокой кары, и это еще было весьма мягким наказанием. Требовалось уничтожить не только мужчин, но и их детей, женщин, чтобы впредь никому было неповадно выступать против права людей быть свободными и делать все, что только заблагорассудится.

Потому рассуждениям не было конца. Планы создавались и отвергались вновь. Плантаторы и горожане соревновались друг с другом в изобретении новых кар и в способах обрушить их на казаков так, чтобы у тех не было ни малейшего шанса не то что отбиться, а просто спастись. И никто не замечал, как в громадье планов потихоньку отходит на второе место первоначальное стремление разделаться с врагами поскорее.

Кое-кто ждал помощи со стороны федеральных сил. В первую очередь это были те, кого выдворили из Тешаса, или те, кто собирался перебраться на соседние пустующие земли, но по каким-либо причинам (и как выяснилось – на собственное счастье) не успел этого сделать. Плюс – просто более радикальные граждане, собиравшиеся не только раз и навсегда разобраться с казаками, но и нанести удар по государству, стоявшему за их спинами. Так чтобы выгнать новых конкурентов раз и навсегда из Нового Света.

За этим, разумеется, стояло никем не называемое, однако всеми разделяемое желание иметь соседями лишь слабые страны, в которых затем с легкостью можно будет делать все, что только взбредет в голову. Америка должна принадлежать американцам. А править ею – самые демократические и свободолюбивые люди: жители Североамериканских Штатов.

Беда заключалась в том, что даже губернатор не имел ни малейшего права распоряжаться вооруженными силами. Армия подчинялась лишь конгрессу и президенту, и никто из представителей местных властей не мог тронуть с места ни одного солдата. Скорого ответа от президента ждать было нельзя по причине огромных расстояний. Пока гонцы достигнут далекой столицы, пока будет принято решение, пока оно придет в Луизиану…