Владимир Поселягин - Егерь

— Интересно, чего они так долго ждали, а не смели нас сразу? Любому малоопытному офицер понятно, что шансы были, — спросил братишка, и когда Мбанга с трудом удерживающий дверь отскочил, стал садить длинными очередями по тем, кто пытался к нам прорваться, после чего так же срывая с пояса гранаты и бросая их в зал, как это делали мы с негром.

— Валим, — на ходу перезаряжаясь, скомандовал я, бежавший рядом Мбанга, не успел завернуть за угол и упал сбитый пулями. Кто‑то из заложников уже добрался до оружия и применил его.

Бросив гранту за угол, я повёл брата дальше.

— Да причина ожидания проста. Сначала надеялись, что и их имя прозвучит всё списке. Потом договаривались, кто рванёт первым, а значит и упадёт сражённый пулями. Наверняка авторитетом давили и на партийную совесть, подталкивая тех, кто сидел с краю, к самопожертвованию. Шёпот‑то какой стоял в зале. Ну а когда поняли что всё, то и пошли в атаку.

Бросив за угол очередную пару гранат, мы вбежали в подвал и, осмотревшись Толик сказал:

— Всё, ловушка.

— Не только для нас, — показал я ему на рацию, после чего нажал на танкетку.

Мы ещё чувствовали содрогания здания, которое оседало всё в пыли, хороня под обломками более четырёх тысяч заложников и немногих террористов, но и до нас докатила волна, и своды подвала рухнули.

Через трое суток комиссия по расследованию вынесла вердикт, что здание рухнуло из‑за некачественной постройки. Были арестованы главный инженер, и часть строителей. Шесть человек позже было приговорено к высшей мере наказания. Из обломков были извлечено сто семьдесят шесть раненых и покалеченных, и четыре с половиной тысячи погибших делегатов на 24 Съезде КПСС. Так же было найдено тридцать семь тел террористов, включая их командиров. Их тела, сильно изувеченные обломками, были извлечены из подвала. Официально, был объявлен траур по погибшим, и начались поиски виновников, которые построили аварийное здание. Их имена и фамилии постоянно мелькали в газетах и советский народ, так и не узнавший правду, клеймил этих людей и с благодарностью встретил известие, что приговоры приведены в исполнение. Так же тихо прошли чистки в партийных рядах, исчезали генералы и другие руководители. Многие слетали со своих мест и на их посты садились ставленники выживших при обрушении здания. Советский Союз незаметно стал вставать на новую колею жизни, но как говорит Каневский, это совсем другая история.

1985 год, ноябрь. Российская Федерация. Москва, разгар Перестройки. Зал частной хлебопекарни.

Алёна зло смотрела на тройку рейдеров, что хотели отобрать её бизнес, то, что она выпестовала и создавала с нуля около года. Как только производство заработало и начало давать стабильный доход, появились эти трое. Двадцатидвухлетней девушке пришлось тяжело и если бы не помощь матери, в советские времена директора магазина, бизнес создать было бы не просто трудно, а невозможно. После того как страна развалилась благодаря дерьмократам, каждый боролся за своё счастье сам в меру сил и способностей. Прошлогодний расстрел Белого Дома танками, выступление новоявленных лидеров и взвившейся триколор новой страны над Кремлём, всё это видела Алёна своими глазами, но она не отчаялась а пользуясь помощью матери построила эту хлебопекарню, лучшую в их микрорайоне, и снабжающей хлеб даже магазины ближайших районов. Её свежие белочки и ватрушки были известны всему району. То, что бизнес крышуют бандиты ей было известно, но по какой‑то счастливой случайности Алёне удавалось избегать вымогательства, или вот такого рейдерства. Эта тройка пришла три дня назад, расфуфыренная дама в песцовой шубе, и накрашенной как проститутка, и два быка — рэкетира. Они сразу заявили, бизнес забирают, если кто вякнет, или побежит жаловаться в милицию, которая как раз кормиться из их кармана, то сожгут заживо всех. Не только Алёну, но и её мать. Говорили так уверенно и привычно, то Алёна поняла, действительно убьют.

Алёна пыталась сама решить проблему, не ввязывая мать, характер у неё отнюдь не девчачий был, всё же второй разряд по самбо, но удалось выяснить, что дамочка сожительствует с одним из мелких бригадиров одной крупной московской группировки, с тем, что лысый и коренастый. Она возжелала бизнес, лысый покумекал тем, что есть и предложил отобрать бизнес у соплюшки, тем более прикрытия серьёзного у неё не было и прибрать хлебопекарню к рукам им удастся на раз два. Дамочка приняла предложение на ура и три дня назад они приехали изучить её новое имущество. Дамочка по — хозяйски совала нос везде, пока её приятели объясняли пока ещё хозяйке, что её ждёт, если она не примет предложение. Причём ни о какой покупке не шло и речи, просто отдать за просто так. С позиции силы.

Алёна их сегодня ждала, под столом был спрятан обрез, снаряжённый картечью, а снаружи стояла её машина старая 'копейка', где в салоне уже был постелен полиэтилен. Отдавать своё имущество без борьбы Алёна не собиралась, не было у неё такой привычки. Характером в отца, как не раз говорила её мать, так ни разу и не выдав кто он. Единственно, что ей было известно, так это имя, по отчеству. Игоревна.

— Ну что, решила? Сейчас нотариус подъедет, всё подпишешь. Поняла?!

— Где же я вас тварей закапывать стольких буду, — буркнула себе под нос Алёна, и утвердительно кивнула. Пока ещё было не время, нужно подождать нотариуса.

Тут в открытые двери, вместе со снежной пургой в общий зал с улицы ворвалась её мать. Быстро осмотревшись, Антонина Леопольдовна с облегчением вздохнула:

— Успела… Так, что тут происходит?

— Ты коза ещё кто такая?! — сразу наехал на неё лысый. Ему такое столпотворение явно не понравилось.

— Я мать Алёны, это наш совместный бизнес, — сразу жёстко осадила женщина лысого, но тот был слишком туп, чтобы вестись на угрозы.

— Ты это… Короче бизнес мы забираем, поняла?

— Хрена вам лысого, а не наш бизнес. Я тоже не простой человек и связи у меня есть. Так что если не исчезните тут… Ой!

Последнее было обращено явно не к рэкетирам, а к тому, кто вошёл помещение следом за Антониной Леопольдовной. Это был крепкий невысокий мужчина около сорока, с седой прядью у виска и цепкими холодными глазами. Дорогая явно импортная одежда выдавала в нём иностранца. Да и поведение это так же ясно показывало.

— Я кажется не вовремя? — спросил он.

Его русский был чистым, но заметные паузы между словами и излишне парильное построение слов говорило о том, что ему или давно не удавалось попрактиковаться в этом языке, или всё же он ему был не родной. Мужчина, спрашивая, смотрел на Алёну, причём с большим интересом. Алёна знала, что производит впечатление, и умела вести себя в обществе, но вот во взгляде неизвестного явно не было восхищения или интереса к ней как женщины. Он просто с любопытством её разглядывал, как куклу.