Владимир Поселягин - Я истребитель! Я истребляю!

  - Я не вру, - топнула ножкой вставшая из-за стола Нина, - Хотите покажу?

  - Ника, иди к Олегу, можете поиграть во дворе.

  Завтракали мы всей семьей Морозовых, Федора не было, он вчера вечером ускакал к своей хозяйке, где снимает комнату. Пешком, своего транспорта у него не было. Семен Алексеевич молчал, только прятал улыбку, когда отпивал чая из кружки. Над столом повисла неловкость.

  - Что я хотел сказать, да забыл. В Москве буду до конца месяца, первое время буду занят, нужно несколько песен записать, учеба, да еще выступление по Всесоюзному радио, но числа так двадцать второго жду вас в гости, а лучше сам привезу. По Москве погуляете, у меня погостите. Да и я развеюсь, тоже интересно погулять по известным местам.

  Провожали меня все, только Аня так и не появилась. Несмотря на мои отнекивания меня загрузили так загрузили. Одной картошки почти целый мешок, не считая всяких солений. Они успели закупить соль перед смой войной, так что соленья у них были. Подумав, махнул рукой, пусть будет.

  - До встречи! - махнул рукой, выезжая со двора.

  - Глафира Ивановна, я дома. Здравствуйте, - крикнул я, вваливаясь в прихожую.

  - Ой, Севонька, а я ждала тебя только через час.

  - Да я передумал заезжать в Центр, поем, отдохну, высплюсь, вот может тогда, и съезжу к парням.

  - Тут постоянно названивают. Какой-то Игорь Быков.

  - А, это мой музыкальный редактор можно сказать. Хороший мужик, он сказал, когда перезвонит? - поинтересовался я стягивая сапоги.

  - В два часа дня обещал. Как съездили, все нормально?

  - Да, конечно, посмотрел на деревенскую жизнь, переночевал у Морозовых, погостил можно сказать, и обратно.

  - Тяжело там?

  - Да нормально, справляются.

  - А с письмом что? Ты так забеспокоился?

  - Да все нормально, просто не так понял.

  После горячего душа, я в банном халате устроился за столом и просматривал старую и свежую почту. В основном это были восторженные девичьи письма, было много от детей, от фронтовиков. Один обижался, что я не пою про них, про простую пехоту. В его прошении, написать песню про обычных трудяг войны подписалась вся рота. Глядя на разные закорючки, я думал, что у каждого бойца своя судьба, свое предназначение. Кто-то погибнет, а кто-то водрузит красное знамя над рейхстагом. Писали школьники, комсомольцы. Было и от моей пионерской дружины. Я с ними и так связь не терял, отвечал на все что приходило. Получил от них даже подарок к 23 февраля. Перчатки.

  - Сева, тебя к телефону. Игорь звонит, - отвлекла меня от размышлений Глафира Ивановна.

  - Ох, заработался, - устало улыбнулся ей, вставая из-за стола.

  - Может кровать расстелить?

  - Попозже маленько, - ответил, и взял лежавшую на тумбочке трубку телефона.

  - Игорь, привет!

  Быков сам попросил называть его по имени, несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте.

  - А пропажа, объявилась наконец. Ты что обещал, помнишь?

  - Конечно. Завтра с утра у вас как штык. Кстати, сколько мелодий по нотам выучили?

  - Восемь, было время для тренировок. Не забывай у нас всего пятнадцать дней для шлифовки и записи, так что будем работать по полной.

  - Верю. Значит до завтра?

  - Да. Ждем в восемь утра, готовься, работать будем до позднего вечера.

  - Кто бы сомневался. Я не против, ты же знаешь.

  - Знаю. Ну все, пока. Завтра мы тебя ждем.

  - Ладно, до завтра.

  - Пока.

  Положив трубку на место, я ошарашено покачал головой.

  - Это же восемь мелодий заучили. Ну, парни! Ну, молодцы!

  Покачав головой, направился на кухню, где кашеварила Глафира Ивановна, и сказал ей:

  - Я спать. Разбудите меня часам к семи утра. Хорошо? Спасибо.

  Так начались мои трудовые будни на музыкальном поприще. На все про все ушло у нас одиннадцать дней, а не пятнадцать как предвещал Игорь. Семь из записанных песен уже крутились по радио, одну я попридержал. Завтра у меня выступление по Всесоюзному радио, там я ее и запущу в эфир. Договоренность с редактором уже есть, песня привела его в восторг. Еще четыре из восьми я спел на французском, слова вполне подходили, остальные нет, менталитет не тот. Если наши могли песню понять, то французы нет.

  До конца отпуска оставалось восемь дней, так что время для отдыха было. Завтра думаю съездить за Морозовыми, обещал им прогулки по Москве. Провести по известным достопримечательностям города. Тем более разрешение на выезд и на пребывание в городе я им уже выбил, так что дело осталось за малым, привезти их сюда.

  За все время распевок, я все-таки выкраивал пару раз время для поездок к парням и Морозовым. С первыми выпил за разгром немцев на Керченском полуострове. Об этом уже объявили по радио, жаль Манштейн успел удрать, но почти все его войска оказались или в окружении или уже были перебиты. Сейчас там как раз добивали последние очаги сопротивления. Со вторыми старался сойтись поближе, все-таки не чужие люди. Чем больше я был у них, тем больше мне хотелось остаться. Не знаю, может быть в этом виновата просьба Семеныча позаботиться о семье, толи васильковые глаза Анны, которая всякий раз так печально провожала меня. А Федора я больше не встречал, странно. Поинтересовался у Семена Алексеевича, оказалось его отправили на другое место службы, куда-то на фронт. И вообще мне они нравились. Непоседливый маленький Олег любивший сидеть у меня на коленях, взрослеющая Нина, степенно встречающая меня каждый раз у дверей, и прекрасная Анна. Обо мне больше темы в присутствии Анны не затрагивали, видимо мой портрет действительно висел у нее над кроватью. Теперь можно было понять такую ее осведомленность обо мне. Видимо отец в письмах рассказывал. Было конечно кое-что по радио, но не так много, так что источник ее информации был отец, более чем уверен в этом. Видимо как-то обходили цензуру общаясь.

  Утром меня ждал неожиданный сюрприз. Когда завтракал, изредка поглядывая на время, мне был доставлен плотный пакет, а в нем приглашение на награждение в Кремль. Причем самое удивительное, на завтра. Обычно извещали заранее, за пару недель минимум, но тут почти сразу. Странно. Расписавшись у вестового о получении приглашения, отпустил его и вернулся на кухню. Сегодня у меня выступление, завтра награждение в Кремле, что же ждет послезавтра?

  - М-да, тяжелые дни будут, - констатировал я. После чего вздохнув, пошел в спальню, нужно проверить парадный китель, висевший в шкафу.

  Глафира Ивановна отлучилась час назад, так что в квартире я был один, и как раз надев шинель, и застегивая пуговицы стоял в прихожей, притоптывая сапогами, чтобы вбить ноги глубже, как зазвонил телефон.