Владимир Поселягин - Я — истребитель

— «Лютик», уходи. Это приказ.

— Уже нет возможности. Я принимаю бой. «Бычок», судя по манере пилотировании, это группа специально подготовленная для борьбы с асами противника. Уходите спокойно, они вас не тронут, им нужен я.

— «Лютик»…!!! — что говорил комиссар я не дослышал, так как, крутнувшись вокруг своей оси, пропусти пару атаковавшую меня сверху, и бросился на другую, идущую мне на перерез.

— Я вам покажу, уроды, что такое русские асы…

После обеда, приглашенные командиры, устроились на специальных местах отдыха неподалеку от штаба. Этих мест было два, у стоянки самолетов, и у жилых землянок ближе к штабу. Их придумал Суворов, чтобы люди могли спокойно посидеть и поговорить. Представляли они собой обычную беседку, со столом и скамейками. Что ни говори, а такого, чтобы они пустовали, не было. Да и Никитин, частенько с кружкой чая пользовался ею, обсуждая что-нибудь с другими командирами. В общем, идея с ними была хорошая.

— Товарищ подполковник. Вас вызывает к телефону командующий армией, генерал-лейтенант Ефремов, — отвлек их от разговоров дежурный.

— Иду, — встал Запашный. Никитин, а вместе с ним и остальные, включая генерала, поспешили за ним. Всем было интересно, зачем вызывает командира простого бомбардировочного полка командующий армией.

— Товарищ генерал-лейтенант, подполковник Запашный у телефона.

— Запашный? Это твой одиночный самолет сопровождал два десятка бомбардировщиков?

— Сопровождал?.. Да это мой летчик, товарищ генерал-лейтенант, лейтенант Суворов.

— Суворов? Тот самый? Жди своего героя. Представляешь этот парень, когда их догнали десять немцев, храбро бросился в атаку и сбил СЕМЬ, ты представляешь подполковник? СЕМЬ немецких истребителей! Остальным таких «пинков» отвешал, что они наверное до Берлина улепетывали в испуге. Так что жди, он к вам полетел. Молодец, что воспитал такого летчика, эх, нам бы их побольше.

— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант. Будем ждать…

Договорив с командующим, комполка отдал трубку дежурному, и повернулся. Связь с генералом была просто изумительно, без привычных потрескиваний и шорохов, да и мембрана динамика в трубке звучала громко, так что все присутствующие хорошо слышали все, что сказал генерал Ефремов.

Почти немедленно все стали обговаривать только что услышанную новость, при этом бурно жестикулируя.

— Что по общему динамику слышно? — тихо спросил у дежурного Запашный.

— Далеко, товарищ подполковник. Мы не слышим их.

— Черт! Ладно, будем ждать. На всякий случай предупредите медиков, чтобы были наготове.

Переговариваясь, они вернулись в беседку, которая находилась в ста метрах от опушки, продолжая обсуждать услышанное. Семь сбитых в одном бою, такого еще не было ни у нас, ни у немцев. Но теперь есть, причем на глазах большого количества бойцов и командиров, которые увидели этот бой, включая и штаб армии с командующим во главе.

Послышался рев моторов. Вернулись бомбардировщики. Прилетевшие командиры, смотрели на небо, Суворова все не было.

Подошедший от своего самолета Тарасов, вытер мокрый лоб, и ответил на молчаливый вопрос:

— Там он остался, мы связь с ним почти сразу потерли, но как падал один из сбитых, видели, дальше уже ушли слишком далеко. Он мне успел сообщить, что это на него охота идет.

Никитин сжато рассказал о звонке Ефремова.

— Вернется. Суворов всегда возвращается, — уверенно сказал Тарасов, и вместе с остальными подошедшими летчиками направился в штаб. Нужно было писать рапорт о вылете.

Командиры снова вернулись в беседку, изредка прислушиваясь не слышно ли мотора одинокого ЛаГГ-а. Но было тихо.

— Товарищ подполковник. Суворов на посадку поперек полосы заходит, — через пять минут услышали они крик дежурного.

Не жалея ног все бросились к опушке.

Даже с первого взгляда было видно, что истребитель был страшно избит. Повреждения бросались в глаза в любом месте, куда ни бросишь взгляд. За правым крылом на тросе трепыхался оторванная часть фюзеляжа.

Было видно, что пилот с трудом удерживает машину в повиновении. Вот она чуть не сорвалась в штопор со ста метров, но летчик удержал ее.

— Черт, у него одно шасси до конца не вышло, — вскрикнул один из прилетевших командиров в звании майора авиации.

— Уже поздно, он садиться, — простонал другой.

Вот одно колесо коснулось полосы и самолет покатился в сторону леса, у которого стояли люди. Скорость упала и ЛаГГ накренился в сторону не до конца открывшегося шасси, и чиркнув крылом по земле, подняв тучу пыли закрутился вокруг своей оси. Мотор почему-то продолжал работать на больших оборотах.

Бежавшие отовсюду люди остановились, добраться до пилота не было возможности, слишком быстро крутился самолет. Но вот крыло подломилось, и винт зачиркав по земле погнул лопасти и замер.

— Быстро-быстро достаем его, — крикнул Запашный.

Все кто окружил замерший самолет, увидели разбитый фонарь в брызгах крови, и безвольно поникшую голову пилота.

Никто не обратил в это время на подъехавшую к ним старенькую полуторку, на которой обычно ездил особист полка Никитина.

Несколькими ударами, сорвали с места заклинивший фонарь, собравшиеся летчики и техники стали осторожно доставать лейтенанта Суворова из забрызганной кровью кабины.

Когда его положили на расстеленный брезент, который использовали вместо носилок, он внезапно застонал и открыл глаза.

Боль в ногах и спине вывела меня из бессознательного состояния. Открыв глаза, я невольно заморгал, одновременно застонав, надомной склонилась заплаканная Марина, что-то делая ножницами.

«— Одежду срезает!» — подумал я. Сознание было на самом краешке, вот-вот и оно снова упадет в пучину бессознательности, но прежде чем вырубиться, я обвел глазами вокруг, осматриваясь. Было несколько командиров в парадной форме, которых я не опознал, остальные были своими, как я вдруг увидел Никифорова, а рядом с ним… себя? Это было последней каплей, и я снова вырубился.