Василий Баранов - Хромой бог

— Погляжу. Ты в вагоне-то хоть маленько поспи. Отдохни. — Он знал эти бессонные ночи, тяжелые вздохи. Когда все уже сказано, прикосновения, не способные остановить поток отчаяния и боли.

— Да, посплю я, посплю. — Мария пытается успокоить мужа. Что беспокоиться о ней. Ее мальчик в беде. Его боль она возьмет на себя. Она — мать.

Он и сам уже несколько ночей не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Слышал, как жена ночь напролет плачет.

— Ты, Маша, не волнуйся. Толик у нас сильный, он выдюжит. Не плачь там. Мы не будем с тобой плакать. Нам надо поддержать его. Слез не показывай. Ему и без нас тяжко. Ты там слезы лить начнешь. — Сам был готов расплакаться. Он бы свои ноги отдал, он свое пожил. Это ж сын его.

— Не буду. Главное, живой. Мы с тобой его поддержим, выходим. Без ног, так без ног. Денег скопим, что продадим. Протезы ему купим. Кровиночка моя. — Слезы текли по щекам.

— Не плачь. Пока живы, будем с ним. Нам сейчас держаться надо.

Автобус подъехал к маленькой железнодорожной станции. Они вышли, вытащили котомки. Расположились возле скамейки.

— Ты мне, Коля, билет возьми. — Ноги у нее отказывали от волнения. Она едет встречать сына. Слышите, сына! Она мать.

— Сейчас, сбегаю.

— Ты мне плацкартный бери, подешевле. Мы обратно с Толиком уж в купейном поедем.

— Ладно.

Он вернулся с билетом. Они присели на скамейке, обнялись, пытаясь поделить одно горе на двоих. Подошел поезд. Николай помог жене забраться в вагон. Подал сумки.

— Давай, езжай. — Старался говорить уверенней. В дальнюю дорогу провожает. Там не просто.

— А ты домой. Приглядывай там. Мы скоро приедем. — И она хотела поддержать мужа. Вдвоем, нет, втроем они все осилят.

Им не надо было много говорить друг другу. Что не высказано словами, говорили глаза.

Вагон тронулся, качнулся, поплыло деревянное здание вокзала. Поезд отправился в путь. Николай, сильный не молодой мужчина, заковылял обратно к автобусной станции. Его плечи поникли. В один миг он превратился в старика, в безжизненную куклу из которой вынули стержень. Жена уехала, ему можно не прятать свою боль.

Мария добралась до своего места, спрятала под сиденье сумки. Села, безвольно опустив на колени руки. Тело раскачивалось в такт стуку колес. Стук монотонный колес будет нам петь до зари… Только о чем? О чем будет петь этот стук для нее? О потерянных надеждах? О том, что ее единственный сын, ее кручинушка, будет доживать жизнь калекой. Она будет рядом с ним, и боль за него будет сопровождать ее до конца жизни. Губы шептали: Боже, за что ты его, меня бы лучше, старую. Мне век доживать и так бы.

Вот и вокзал большого города, его беспорядочная суматоха, толпы людей. Мария, увешанная котомками, нашла троллейбусную остановку. Выспросила, как доехать.

— Вы на этот маршрут садитесь. Он вас до самого госпиталя довезет. Не быстро. Тут далеконько. Но доедете. Главное, без пересадок. Вам с вещами в самый раз.

— Спасибо вам. Спасибо. — Забралась в троллейбус, поставила сумки. Скоро она увидит своего сыночка.

Павел Павлович с утра отправился на обход. С ним лечащий врач, Константин и медсестра. Главный врач обходил, обычно. Самых тяжелых больных лично.

— Поглядим, как швы. Все нормально. Такими темпами, парень, мы скоро тебя выпишем. Дальше идем, коллеги.

Они переходили от палаты к палате. Осматривали больных.

— В тринадцатую зайдем. Посмотрим, не опоздаем ли. Долго Анатолия держать нельзя. Другого выхода не вижу.

Павел Павлович решительно открыл дверь, вошел в палату.

— Как, орлы, самочувствие? Как настроение? — Павел Павлович старался быть бодрым. Уверенность врача так нужна больным.

— Спасибо, Павел Павлович, хорошо. — Откликнулись оба.

— Сейчас поглядим, чего у вас. Начнем, Толя, с тебя. — Павел Павлович присел рядом с больным.

Он сбросил одеяло с ног больного и…

— Это… Это что? — Врач был в замешательстве. Он совершенно не был готов увидеть подобное.

— Что там, доктор. — Лечащий врач, Константин, заглянул через плечо Павла Павловича.

— Ничего, погоди. Константин, это мне кажется или на самом деле? — Павел Павлович начал ощупывать ноги больного.

— Павел Павлович, не знаю. Ноги… — Константин тоже увидел, синева отступала.

— Что у меня там с ногами? Я же не вижу. — Толя забеспокоился. Эти дни были для него самыми тяжелыми.

— Лежи ты, лежи. Они оживают. Гангрена отступает. Цвет изменился. Кровь в ноги поступает. Константин, вы когда-нибудь видели такое? — Павел Павлович обернулся к доктору. Бесспорно, Константин был поражен не менее главного врача отделения.

Алексею тоже было любопытно, что там так удивило врачей. Он сел на постель, опустил ноги, что заглянуть, что там.

— Мамочки! — воскликнул он. Алексей не думал, что сможет сесть. Тело выполнило желание само, без усилий. Как прежде. Человек не отдает мысленной команды телу. Оно само знает, что и когда делать. Спинной мозг руководит давно написанными программами.

Врачи обернулись на этот возглас.

— Мамочки, — бормотал Алексей, — я же чувствую их. Доктор, они шевелятся!

По лицу Алексея потекли слезы. Он не мог сдержаться.

— Что?! — Одновременно вырвалось у Константина и Павла Павловича.

— Ноги! Они… они… я… вот… — Алексей не знал, как объяснить, что с ним произошло. Мысли в голове скакали и прыгали, радость захлестывала. — Они шевелятся.

Алексей упал лицом на подушку и заплакал еще сильнее, безудержно. Плечи дергались, тело нервно тряслось. Сквозь рыдания можно услышать:

— Толян, он правду нам сказал. Правду!

— Кто он сказал? Кто он? Алексей! — Главный врач хотел знать, кто предсказал это чудо. Откуда здесь взялся чудотворец.

— Доктор, это он от радости. Ему паралич из ног в голову ударил. — Вмешался Анатолий. Не хотелось подводить медбрата, Романа.

— Что ударило? Алесей, прекращай истерику. Кто сказал? Кто был здесь? Посмотрим твои ноги.

Павел Павлович и Константин перешли к больному. Начали осмотр.

— Пошевели пальцами. Еще. Приподними ногу. Можешь? — Настойчиво спрашивал Павел Павлович. Сжимал ладонями до боли атрофированные мышцы.

— Могу. Могу, доктор. — Алексей воспринимал боль, как наслаждение, как величайшую радость. Он давно не чувствовал своих ног, теперь они возвращались к нему в этой боли.

— Хорошо, Очень хорошо. Все просто замечательно. — Павел Павлович взял себя в руки. — Ну, что, коллеги, на лицо прогресс. Успехи нашей медицины. Идемте. И он вышел из палаты, уводя за собой коллег.

— Константин, я ничего не пойму. Что здесь происходит? Вы можете объяснить? — Спрашивал Павел Павлович на ходу.