Александр Зорич - Полураспад

После граппы невеста разума моего выглядела еще более красивой и прекрасной.

Хоть сейчас поднимайся на борт, заводи двигатель и вперед, мимо островов и островочков, к приключениям! И пусть тот, гомеровский Одиссей позавидует!

Но всходить и заводить почемуто не хотелось.

Я вернулся в кафе. Заказал сто грамм виски со льдом.

Позвонил с мобильника Тополю. Пожаловался на жизнь.

Так, с мобильным в руках, выпил еще сто. Вернулся в гостиницу. И заснул со счастливой улыбкой на лице.

В общем, в городе Фетхие я больше ни разу не был.

А она так и стоит там, у стенки, беспризорная яхта моей мечты (я назвал ее «Анастасия Пушкарева», в честь мамы). А я сижу здесь, в баре «Лейка», глядя сквозь не очень чистое окно в пасмурный июньский вечер. Шелестят по мокрому шоссе редкие автомобили и настырно пишит чьято противоугонка.

Я размышляю о том, как это тяжело - потерять мечту. Пусть даже и посредством ее осуществления.

Теперь насчет Ильзы. Не скрою, все сталкеры Зоны и далеко за ее пределами переживали за нас.

Даже темные сталкеры в Зоне - и те интересовались, как сложатся наши отношения: мои и принцессы Лихтенштейнской.

Самые заядлые сплетники даже гадали, а как отнесется ее венценосный папашка Бертран Адам Третий, правящий князь Лихтенштейнский, к нашему браку, буде оного брака возжаждет его дочь.

Я, честно признаюсь, вопросы брака вообще не рассматривал. Вопервых, потому что по натуре я - убежденный холостяк, искренне уверенный, что хорошее дело браком не назовут. И изменять своим принципам даже ради принцессы скорее всего не стал бы.

А вовторых… Сочтите меня ретроградом, но я считаю, что русские должны жениться на русских, а немецкие - на немецких. Както так, да. Наверное, это и есть национализм?

Но брак это брак. А отношения - это отношения.

Как же сложились наши отношения, спросите вы?

Докладываю. По пунктам. Сочи. Помните, она приглашала меня в Сочи? Осенью? Так вот мы поехали.

На недельку.

Те, кто думает, что всю эту неделю мы не вылезали из постели, - правильно думают. Мы не вылезали.

Скажу откровенно, на сочинской набережной мы появились два раза ровно. Да и то, «чтоб считалось».

Потом побродили по городу.

Ильза сделала несколько снимков своей понтовой камерой - гора Ахун, самшитовая роща, Морской вокзал, - чтобы венценосному папеньке показать. И мы вновь вернулись в отель, где я зарезервировал номер для молодоженов, к своим камасутрам. Там, в номере, помимо минибара, набитого шампанским, шоколадом и икрой, имелась также богатая коллекция сексигрушек, совмещенная с не менее богатой коллекцией сомнительных журналов… Мне запомнился журнал на турецком языке. «Оказывается, и в Турции тоже… люди… того… Всюду жизнь!» Кстати о жизни. После посещения таинственного доктора Севарена, который, если кто не помнит, прятался в самом сердце Зоны, здоровье моей принцессы резко пошло на лад и призрак неизбежной мучительной смерти отступил от моей душеньки.

На медицинском языке это называлось умным словом «ремиссия».

Насколько я понял, о полном излечении от болезни Милна говорить было рановато.

Но в целом визит в Зону оказался для Ильзы очень даже плодотворным. Недаром бедняжка страдала - обмирала от страха в падающем на землю вертолете, пробиралась сквозь аномалии в компании сигома Ивана, да приберет Господь его сигомскую душу, воевала с псевдогигантами…

Да, так вот, насчет Ильзы.

В постели нам - мне и Ильзе - было очень хорошо.

Мы не скучали.

Как жаль, что жизнь состоит не из одной постели!

Увы, вне темы секса наш парный союз я бы оценил на твердую двойку.

Начать с того, что она плохо знала русский. А я плохо знал немецкий.

Но если бы даже мы и знали их, эти великие языки Зачем язык, когда нет тем? А какие у нас в принципе могли быть темы?

Ильза училась в университете на нейрофизиолога (не теряла надежды понять, откуда берется болезнь Милна, и хотела научиться лечить ее у других - как доктор Севарен, но без артефактов Зоны!). В этом деле я понимал примерно так же хорошо, как в истории древнего Шумера (на которой специализировалась одна из моих прежних, уже позабытых любовей).

Ильза была без ума от лошадей. А у меня при виде лошади тут же портился аппетит (конечно, если бы не эпизод, когда в детстве меня оттаскал за шиворот сбрендивший племенной жеребец, все могло бы сложиться иначе).

Ильза была интеллигентна. Я - нет. Точнее, я был интеллигентен иногда, когда на меня находила охота.

А когда охота проходила, становился грубияном и злобным психом.

Ильза любила оперу. Я считал оперу старомодным кривлянием, а любителей оперы - лицемерами и лжецами.

Ильза мечтала уехать в Африку и помогать африканским детям осваивать азы грамоты. Я же считал, что глупее этой мечты может быть только мечта обойти на карачках земной шар, попутно выкладывая из крышечек «КокаКолы» надпись «Анархия мать порядка», чтобы тем самым войти в Книгу рекордов Гиннесса.

Конечно, вы скажете, что любовь - она все побеждает и все превосходит. И для настоящей любви нет препятствий.

Да что там, я сам все время талдычил про «всепобеДительность» друзьям, которые жаловались на проблемы с женским полом…

Но, как видно, любовь у нас с Ильзой была какаято бракованная. Второго сорта. В общем, когда подошел к концу седьмой день совместного пребывания в пасмурном по осени городе Сочи, я понял, что нашим отношениям с принцессой… ну, что ли, пришел конец.

Кажется, поняла это и принцесса. По крайней мере, когда я провожал ее, дело было в аэропорту - кругом сновали грудастые тетки с заваленными чемоданами тележками, их крикливые чада и чахоточные алкоголикимужья, - она заплакала, уткнувшись лицом мне в ключицу.

Я, конечно, пробовал ее утешать, шептал ей всякое.

Что, мол, мы скоро увидимся. Что в разлуке крепнет чувство. И всякое такое. Но в глубине души я сам не верил в то, что говорил.

По крайней мере все последовавшие месяцы мы с Ильзой лишь перекидывались ничего не значащими письмамизаписочками. Скажем, она мне: «Веселого Рождества!» А я ей: «И тебе не болеть!» В таком вот духе…

Собственно, это была песенка о том, как два одиночества разошлись каждое в свою берлогу.

Вот не люблю я всякие родительские банальности.

И когда мой папа, провинциальный сократ, поправляя очки на переносице, патетически восклицал: «Что вы мне ни говорите, а все же брак должен быть основан на общности духовных интересов!», я всегда хмыкал этак цинично. А чего я, собственно, хмыкал, когда в глубине души я с этим согласен? А хрен его знает чего.