Владимир Датыщев - Подчиняя вселенные

Дурдом на корабле, подумал Клипард, украдкой разглядывая на персональном мониторчике, как толстая доктор Эвелина, свихнутая нимфоманка, неистово отдается обоим артиллеристам. Напряженные тела заставили капитана расслабиться и подумать о дальнейшем путешествии. Это показалось ему довольно странным, ведь много лет уже он не желал женщину, впрочем, как и мужчину. Вообще никого.

Несмотря на гиперпрыжки, им предстояло пересечь почти весь Изведанный космос и около четверти Дальнего. Получалось восемь гиперов, не так уж мало, учитывая, что надо будет четыре раза заправлять баки и реакторы, а также и пополнять боекомплекты. Если бы какой-нибудь ум придумал совершенное топливо, способное не испаряться в субе, они могли бы сделать это и за одни прыжок. Но, к превеликому сожалению, такой гениальный человек еще не родился, поэтому приходилось совершать свой путь громадными отрезками прыжков сквозь пространство и время.

Когда корабль уже плавно выходил из атмосферы недружелюбной планеты, на радарах дальнего обнаружения показались несколько точек вышедших из подпространства крейсеров империи. Они и не обращали на беглецов внимания, на всех парах несясь к поверхности планеты.

Еще немного отлетев на достаточное из жилого сектора расстояние для прыжка и обойдя по короткой кривой местную луну, Антон дал команду на гипер.

Натужно взвизгнув реактором, корабль раскрыл перед собой небольшой кроваво-красный портал, где вовсю кружились волны гиперпространственной пыли. Длинные беспощадные щупальца Другого космоса цепко обняли звездолет, в каютах поднялась температура — гипер всегда считался жарким местом. Вошедший боцман, никогда не отличающийся особым послушанием и чтением космического статута, тотчас же обнажился до небольших порток, которые с немалым трудом прикрывали его внушительное достоинство. Засим он вытер окровавленный нож о волосатую грудь и уселся в полагающееся ему по уставу кресло.

— Тебе бы музыку включить, — хмыкнула Катти, наблюдавшая за действиями Увы на экране монитора в рубке, — стриптиз бы показал.

— А то, — ощерился старый десантник. — Я многое могу, когда без формы!

Джумас заскрипел зубами — ревность никогда не являлась человеческим достоинством.

Привычный к подобным выходкам капитан выдержал, зато ревнующий первый помощник не утерпел.

— Боцман Ума! — рыкнул Липков. — Сейчас же приведите себя в порядок! На мостике находятся старшие офицеры!

Бибул нарочито медленно развернул свое кресло на сорок градусов и показал помощнику картинный жест. Да так, что тот поперхнулся от возмущения и рванулся, было к обидчику.

Капитан остановил его едва заметным движением брови.

— Ума, — строго заметил он, — на следующей планете тебе будет запрещено выходить в порт, и до конца путешествия ты будешь держать боевую вахту на корабле…

— За что, Антон, — не дал договорить ему боцман, порываясь встать. — Я ведь ничего плохого не сделал!

— …случись подобное еще раз, — закончил Клипард. — А теперь марш в личную каюту и не появляйся до того момента, как отмоешься и наденешь свежий мундир! У тебя пять минут!

— Ай, сер, — рявкнул Бибул, исчезая за дверью.

Капитан улыбнулся, представляя, как его подчиненный сейчас сломя голову скачет через три ступеньки, ведь путь от каюты к рубке туда и назад займет не меньше трех минут. А настоящая проблема может начаться, если окажется, что у вояки нету свежего мундира, на которых он постоянно экономил.

— Вот теперь можно и охладиться как имперские подданные, — весело сообщил Джумас, стаскивая брюки и оставаясь в трусах с широким поясом и кобурой. На его плечах были вытатуированы погоны старшего лейтенанта — верный признак, что он служил в десантных войсках, либо сидел в армейской тюрьме. Или колонии усиленного режима.

Антон также разоблачился, красуясь в военных портках с кобурой для игломета. Он поглядел на мигание чисел и графиков на мониторе, успокоено похлопал помощника по плечу и отправился в каюту монаха. Датчики показывали, что последний так и не изменил своей позы на кровати, дальше оставаясь в бессознательном состоянии.

Замок на двери беззвучно клацнул, повинуясь нажатию ладони хозяина корабля. Войдя в комнату, Клипард первым делом проверил пульс у лежачего.

Биение во вздувшихся венах прощупывалось донельзя странным, словно в груди Стигнея работало сразу два сердца, или три. Оно было настолько учащенным и насыщенным, что капитан начал подозревать сверхчеловека в применении неизвестного науке стероида, убыстряющего реакцию и переделывающего простого обывателя в необыкновенного супермена.

— Жив, ну и ладно, — прошептал Антон, отпуская руку своего товарища, который напоминал сейчас одетую в коричневое восковую фигуру. Вот только над головой у куклы мерцал, монотонно излучая спокойную силу странный нимб. Его сочно светившееся ядовитым болотным мерцанием гало слабо потрескивало, вокруг него вился раскаленный воздух.

Клипард осторожно приблизил палец к ореолу. Тот щелкнул, словно разряд электрической молнии и ударил пытливого исследователя зеленой искрой. Не сильно, разве что только для того, чтобы отпугнуть. В каюте запахло грозой, запах озона взвился вокруг людей, ища выхода, и успокоился где-то среди плафонов.

Антон тихо вскрикнул и засунул в рот обожженный палец. На языке отчетливо ощущался вкус серной кислоты, а при рассмотрении на мизинце образовалось небольшое темное пятно, как от ожога.

— Тьфу, на тебя, — выругался в полголоса Клипард, подходя к запечатанным ножнам.

Его ладонь легла на удобную платиновую рукоять, оббитую мягкой на ощупь кожей неизвестного животного. Кислотник щелкнул, будто просыпаясь, и бесстыдно зевнул, как маленький ребенок.

Испуганный Антон хотел, было отдернуть руку, но кислотник будто прирос к его ладони.

— Приветствую тебя, чужой тай-цзин, — отозвался в его мозгу клинок. — Оружие Паладина Жизни готово общаться с тобой, уважаемый капитан.

— Вот, ё, — дернулся Клипард. — У тебя даже голос своего господина! — Он никак не отреагировал на ментальную речь меча, поскольку в армии проходил высшую мозговую подготовку против экстрасенсорных атак противника.

— Он не господин мне, — немного обиженно ответил клинок. — Он мой побратим, несущий в моем лезвии смерть во имя жизни! — В его голосе Затворника отчетливо слышалась гордость.

— Погоди, побратим Стигнея, если мне не изменяет память, — припомнил капитан, — то он был Оруженосцем последнего Овала.

— Таки да, дорогой, — отозвался меч. — Он был им.