Олег Синицын - Запретная дверь

— Что за бред? — воскликнул Кривокрасов. — Ты пьян!

Перельман, покачнувшись, встал напротив профессора:

— Ковальчук рассказал мне, что произошло прошлым летом. Ты отцепил Андрея от работы всей его жизни, отомстив за неподчинение. Когда он узнал об этом, то сломя голову понесся в университет и угодил под колеса «газели».

Многие из тех, кто находился поблизости, услышали эти слова. Кривокрасов криво усмехнулся толстыми губами.

— Более фантастической истории я не слышал! — ответил он, оглядываясь. — Неужели Ковальчук рассказал такое? Да он лжет, неблагодарный!

— Что? — выступил из толпы Денис — Кто лжет?

Перельман надвинулся на Кривокрасова так, что тому пришлось попятиться. Завотделением действительно был немного пьян.

— Из-за тебя Андрей попал в аварию. Только из-за тебя. Ты погубил человека. Это останется на твоей совести. Только у тебя ведь нет совести, ты променял ее на карьеру. — Миша сделал паузу. — Хочу тебя проинформировать, что по моему заявлению районная прокуратура начала расследование твоих клинических экспериментов с лекарствами.

Свинячье лицо Кривокрасова посерело.

— Уверен, — продолжал Перельман, — там обнаружится целый букет нарушений, начиная от подтасовок результатов и заканчивая нецелевым использованием денежных средств.

Теперь уже половина зала смотрела в сторону Кривокрасова. В том числе и член-корреспондент Академии наук.

— А еще, — продолжил Перельман, обращаясь к присутствующим, — этот герой засадил в «обезьянник» девушку-ординатора, которая ответила пощечиной на его оскорбления. Вы не слышали эту историю? Нет? Я сейчас расскажу…

— Расскажите, что вам снилось?

— Я опять служил в армии, — рассказывал шестидесятилетний мужчина, подполковник в отставке. — Мой товарищ, тоже офицер, пришел ко мне домой в высокой каракулевой шапке. Она показалась мне неприятной.

— Чем же?

— Черная, рваная, понимаете? Из-под рванины торчала подкладка. Весьма неприятное чувство от этой неряшливости, понимаете? Я ненавижу беспорядок в казармах, а тут такое…

— Можете показать, откуда торчала подкладка?

Старик твердым пальцем дотронулся до темени.

— Вы чувствовали боль в этом месте, когда проснулись?

— Нет.

— Раньше вам снились неприятные сны, связанные с головой?

— Иногда бывало…

Альбина слушала пациента, делая короткие пометки в блокноте. За окном завывала вьюга. Несмотря на глобальное потепление, зима в этом году выдалась морозной и снежной.

— Мы назначим вам компьютерную томографию, — сказала она. — Ваши сны указывают на болезнь, нужно в ней разобраться.

Она зашла к Перельману, чтобы подписать назначение.

— На что думаешь? — спросил он, черкнув авторучкой в истории болезни.

— Субарахноидальное кровоизлияние. Неврологическая симптоматика подтверждает.

— Хорошо, давай проверим.

Альбина хотела получить назад историю болезни, но Михаил Маркович не торопился отдать.

— На вечер есть какие планы? Мы тут собираемся отделением в кафешку, чтобы отметить Рождество.

— Спасибо, я не пойду.

Перельман многозначительно кашлянул в кулак:

— Альбина, в жизни должна быть не только работа.

— Мне ничего не хочется.

— Прошло столько времени, ты должна его отпустить.

Она закрыла лицо ладонью, словно была готова зарыдать. Но когда отняла руку, в глазах не было слез.

— Вы не представляете, что он для меня сделал!

— Никто не говорит, что ты должна забыть Андрея, — мягко произнес Перельман. — Но жизнь продолжается. Ты такая молодая, красивая… У тебя должен быть молодой человек, семья, дети…

— Мне никто не нужен! — бросила она. — На свете нет никого, кто мог бы с ним сравниться!

Уже к середине второго года стало ясно, что Альбина Багаева является лучшей из ординаторов, проходящих обучение по специальности врач-невролог. Куратор позволял ей работать самостоятельно, считая, что она многое знает и умеет. Перельман осторожно говорил о том, что будет рад видеть ее на штатной должности в отделении.

…Она вернулась в ординаторскую и, удобно устроившись в кресле, стала заполнять истории болезни. Однако писанина не давалась, то и дело в голове всплывал разговор с заведующим. Михаил Маркович все Настаивает на своем. Он понятия не имеет, что сделал для нее Андрей. Кем он был для нее!

Девушка часто корила себя за то, что не успела сказать ему. Впрочем, наверное, все должно было случиться именно так, а не иначе… Говорили, что Андрей умер во сне и не мучился. Но она знала, каким мучительным для него был перелет через Атлантику, восемь лет назад она сама с трудом перенесла это двадцатичасовое воздушное путешествие. Тогда она упорно шла к своей цели…

Альбина поняла, что все равно не сможет работать, отодвинула истории болезни и достала из сумочки листок, который всегда носила с собой. За годы он поистрепался, надорвался по сгибу, потому что девушка доставала его так каждый день на протяжении тринадцати лет. Кривые строки она помнила наизусть, но все равно раз за разом перечитывала их.

Это его рука… доктора Ильина из Санкт-Петербурга…

…он пишет о том, что беспокоится о ней…

…потому что любит ее, словно ее отец…

…и скучает по ней…

— Я тоже скучаю по тебе, — пожаловалась она.

Она плохо помнила случившееся. Невероятные события, которые перевернули жизнь маленькой девочки, произошли словно в другой жизни, в другом мире. Но так и было. Этот мир лежал на расстоянии непреодолимых тринадцати лет в прошлом, в далеком 199… году.

…Возвращение домой в сопровождении гангстера из Ти-си повергло Марию-Луизу в глубочайший шок. Бычок серьезно поговорил с мачехой, после чего она и пальцем не смела тронуть Элли. Более того, Бычок заставил ее вернуть деньги, полученные за продажу падчерицы. Исключая некоторую сумму, израсходованную Марией-Луизой на шмотки, осталось около девяти тысяч долларов. Бычок сказал, что Элли может тратить эти деньги по своему усмотрению, но она попросила его сохранить их до поры у себя… Девочка и бандит простились как хорошие друзья. Позже Бычок несколько раз приезжал в Барбасену, чтобы навестить ее и проверить, как ведет себя мачеха. Он устроился работать охранником в банк и получал неплохое жалованье. Прозвище Бычок осталось в прошлом, и теперь его снова звали Николау де Алмейдо Мурер.

Мария-Луиза резко постарела после возвращения домой ее падчерицы. Она почти не разговаривала с девочкой и стала злоупотреблять спиртным. Позже, через три года, когда Элли перебралась в Сан-Пауло, ее мачеха заснула в постели с зажженной сигаретой и сгорела вместе с квартирой. Узнав об этом, Элли грустила. Но недолго.