Вячеслав Шалыгин - Будущего.net

— Злой ты. — Ефимыч сокрушенно вздохнул и достал из кармана вторую половину имейкера Анны. — Возьмитесь друг за друга, чтоб случайно не разбрестись. Пошли…

Имейкер коротко пискнул, и фигуры троих бойцов, Ефимыча, Новака, Волка и двойника мгновенно растворились в воздухе. Голографическая маскировка действовала идеально. Несмотря на то, что прибор был разломлен пополам…

…— Товарищ майор, связь восстановилась!

Выйдя из странного оцепенения, Хмелевский развернул кресло и придвинулся поближе к компьютеру. В оперативном фургончике понятия „дальше — ближе“ были относительными. Два оператора и трое офицеров теснились на пятачке в шесть квадратных метров, да еще забитом аппаратурой.

— Что это было, узнали?

— Пока только предположительно. Похоже на постановку помех. Только я не слышал о генераторах с таким диапазоном.

— Вот гады, — высказался Лева. — Что же нам, за стенкой со стаканом сидеть?

— Если еще раз такое случится, сядем за стенкой. — Георгий невесело усмехнулся. — Только не со стаканом, а с врачебным фонендоскопом. Лейтенант, давай звук и картинку.

— Камера, похоже, накрылась, товарищ майор. А звук даю…

„…— По-ошел ваш засланец. Буэнос-Айрес может спать спокойно. Ну что, довольны? Теперь разбегаемся по вероятностям будущего?..“

Голос был незнакомым. То есть не Волкова и не Новикова.

— Кто-то в гости нагрянул, — прокомментировал Лева.

„…— Нет, Ефимыч, я все-таки останусь…“

Лева что-то пометил в маленьком блокноте. Хмелевский заглянул ему через плечо. „Ефимыч“ и знак вопроса.

„…— Да не рискуй ты, Вован. Тут же видишь что творится? Кругом одни враги. Да и в аппарате этом всего на два прыжка осталось заправки. А что, если Нуриев ее израсходует? Застрянешь ведь. Или ты все еще в нашей доброй воле сомневаешься? Не обманем мы тебя. Звезданем из „рассекателя“ в назначенный день и точно в цель.

— Здесь у меня есть еще одно дело.

— А-а… — протянул Ефимыч, — подруга твоя? Ну что ж, оставайся. Только не геройствуй сильно. Если наши друзья-чекисты Нюру с Джерри не поймают, те обязательно на тебя охоту откроют. Из принципа.

— Я справлюсь.

— Должен предупредить, Владимир, вам следует непременно вернуться в Сидней до дня „Д“, — сказал Новак. — Иначе вы можете столкнуться с самим собой, и это сведет все наши усилия на нет. От такого потрясения петля наверняка разрушится, и никакой „рассекатель“ тут не поможет. Помните дату?

— Помню. Вернуться тоже желательно в то время, где меня „раннего“ уже не будет. Так?

— Да.

— А я там вообще нужен? — Волк вздохнул.

— Э-э, ты это заканчивай, — пробасил Ефимыч. — Там дел по горло. Это тут после дня „Д“ ты не будешь нужен. Сначала твоя „ранняя версия“ поработает, а после Мар-дель-Плата клон на вахту заступит. А там, у вас в Сиднее, кто северян прищучит? Они же, сам видишь, как наглеют! Чего доброго, откроют сидневий заново и к нам полезут! В общем, чтоб никаких сомнений! Найдешь Леру — и домой! Понял? Иначе я приду и проконтролирую. Да так, что двумя фонарями светить будешь.

— Очень страшно. — Володя усмехнулся. — Ладно, не беспокойся, вернусь.

— Если у перехода будет стоять охрана, веди себя нагло, будто ты и есть клон, а Лера — это Анна замаскированная …

— С этим разберемся… Осталось придумать, как быть с нашими друзьями за стенкой. Они же все равно постараются предотвратить войну.

— Но ведь она случится лишь внутри петли, разве это не понятно? — огорчился Новак. — В едином прошлом нельзя ничего менять. Благоприятный поток событий ответвится десятью месяцами позже, в момент „рассечения“!

— Вряд ли это заявление их убедит.

— Раз петля до сих пор существует, у них ничего не выйдет, — вынес жесткий вердикт Ефимыч. — Ты вспомни, как сцапали они тебя сразу по прибытии в день „Д“. Кто их навел?

— Тогда я думал, что ты или профессор. — А теперь что думаешь?

— Выходит, я сам? Я „нынешний“ невольно подсказал, где в день катастрофы появлюсь я „ранний“?

— Вот именно! Не поверят твоему Гоше боссы мировых спецслужб. До последнего момента будут лысины чесать. А потом… Сработает „рассекатель“, и в одной вероятности они поймут, что были не правы, но метаться будет поздно, а в другой — решат, что это была очередная ложная тревога. Такая уж натура у человеков. Пока гром не грянет, никто не крестится. Ни тут, ни у нас… нигде.

— Вот, возьмите тетрадь… — снова вмешался Новак. — Она может вам здесь пригодиться. Мало ли что.

— Но это же ваши расчеты.

— Да, и не только. Вот на этом маленьком диске — расчеты коллег из „прямой“ вероятности. На всякий случай… Удачи вам, Владимир.

— И вам, профессор…“

Лева удивленно взглянул на Георгия.

— Уходят? И мы их отпустим?

— У нас остается Волков и наиболее ценный документ из архива профессора, — не слишком уверенно ответил Георгий. — И еще какие-то новые расчеты…

— Гоша, ты теряешь хватку! Надо их остановить!

— А если они правы? Если они сумеют нам помочь?

— Чем?! Тем, что построят некую „шинковку“ для нарезки новых миров? Это же… бред! Они просто проехали нам по ушам! Усыпили нашу бдительность, чтобы подготовиться к бегству. Гоша, очнись!

Хмелевский недовольно покачал головой и медленно развернулся к дверце.

— Ткачук!

В фургончик заглянул офицер в боевой экипировке.

— Проверить квартиру.

— Я тоже пойду, — вызвался Лева.

— Вместе пойдем. — Майор выбрался из машины. — Только чувствую, зря прогуляемся…

В комнате было пусто. Хмелевский обошел ее по периметру, присел над темно-красной лужицей в углу и внимательно осмотрел несколько смазанных потеков того же цвета на стене. Пятна были похожи на кровь. Видимо, недавно здесь кого-то били. Недавно — скорее всего, в момент полного отключения связи. Майор подошел к столу и потеснил склонившегося над компьютером Леву.

На экране высвечивалось незакрытое диалоговое „окно“.

— Они уже давно отсюда ушли, — негромко сказал Лева. — А разговор мы в записи слышали. Или в трансляции через эту машинку. Не пойму только, как эти друзья мимо „наружки“ прошмыгнули? В шапках-невидимках?

Хмелевский поиграл желваками и ничего не ответил. Поскольку ответить было нечего. Игра в жмурки с пришельцами из „условно-вероятного“ будущего закончилась с разгромным счетом в пользу гостей. Хозяевам не досталось ничего. Ни „языков“, ни доказательств, кроме электронных документов самого неправдоподобного содержания. А еще — необъяснимой, странной уверенности, что все происходящее не розыгрыш или паранойя, а самая что ни на есть „реальность, данная нам в ощущениях“. Причем реальность бесперспективная.