Максим Сабайтис - Битва за небо

Дирижабли, только что воевавшие против общего врага, поспешно перестраивались в воздухе. Англичане собирались на севере от спасательного отсека, японцы предпочли расположиться на юго-востоке, поближе к протекторату, до которого всего полтора-два часа полета. Русским достался сегмент на юго-западе, там уже занял позицию бывший флагман объединенного флота, тяжелый дирижабль «Бирон», туда же неторопливо приближался наш «Дежнев».

Скоро к этому месту подойдет Курита, и начнется война. Или Ястребиная Гвардия, пользуясь численным преимуществом британских вооруженных сил, захватит Теслу в плен. Но тогда все равно начнется война. Даже если Костровицкий секретным кодом передаст на российские корабли приказ напасть на японцев и британцев, войны не избежать. Да, за счет того, что у нас тяжелые дирижабли с большим количеством пулеметов, мы можем отвоевать Теслу как у японцев, до подхода военно-морских сил самых слабых противников, так и у британцев, «эринии» которых вряд ли смогут на равных противостоять «Бирону» и «Дежневу». Но зачем бросаться в атаку, если не считаешь, что война неизбежна?

– Что так, что иначе – война, – высказал результаты размышлений капитан Чесноков. – Рано или поздно у кого-нибудь не выдержат нервы, и начнется бойня. Все против всех. Или кто-то убедит себя, что единственный способ победить в предстоящей войне – захватить Теслу. Господа офицеры, прошу всех занять свои места и приготовиться к бою. Я не знаю, кто и каким образом его начнет, но вступать в него неподготовленным не намерен.

Он уже смирился, подумалось мне. Стиль и Намерения Чеснокова выдавали в нем борьбу между боязнью спровоцировать войну и ответственностью за экипаж, за судьбу и честь Российской империи. Но мне, стилевидцу и «психу», был уже известен исход этого внутреннего конфликта.

Иллюзий относительно шансов выжить я не питал. Боевые платформы традиционно славились высоким процентом потерь, а если вспомнить о наклонной палубе на нижней платформе и предстоящем сражении не на жизнь, а на смерть, можно было смело записываться в смертники. Как там в Японии называют психотехников, атакующих врага всеми силами и не жалеющих ни капли жизненной энергии на завтрашний день? Божественный ветер? Да, именно так – камикадзе.

Я шел размеренным шагом по узким техническим коридорам и мысленно приводил душу в порядок. В мире оставалось так много несделанного. Не поставлена свеча в Никольском соборе, не написано письмо сэнсэю, да и родителям Сугимото, помимо краткого сообщения о смерти их сына, тоже ничего еще не отправил.

Как-то так получилось, что большая часть всех незавершенных дел касалась эпистолярного жанра. Словно ангел-хранитель соглашался нарушить законы мироздания и один разок поработать почтальоном – только сядь и напиши все, что хотел. Такие мысли, разумеется, напомнили о письме от сэнсэя. Том самом, совершенно секретном.

По этой части технических коридоров, кроме меня, никто не передвигался. Ремонтники уже наладили механизм автоматической смены поврежденных камер, проверили манометры и удалились в другую часть дирижабля. Авиаторы, чье место согласно штатному расписанию было на нижней боевой платформе, спустились, едва получили приказ, то есть намного раньше.

Я вытащил конверт и, приладив переносной фонарь на один из вбитых через равные расстояния крюков, рассмотрел бледно-синий штамп. Обратный адрес письма утверждал, что его отправителем является Поликарп Матвеевич Архипов, однако руки сэнсэя никогда не прикасались к этому конверту. Загадки военной разведки? Я отчего-то вспомнил, что Дмитрию тоже пришло письмо, только от Несвицкого. Да ладно, времени мало – присоединим эту тайну к числу тех, разгадать которые так и не успею.

Внутри конверта обнаружился сложенный вдвое лист слегка пожелтевшей бумаги. Почерк был до того беглым и незнакомым, что я с трудом разбирал отдельные слова.

«Николай!

Обойдусь без вступлений, приберегу их на следующее письмо, поскольку та разновидность связи, к которой пришлось прибегнуть, отнимает много энергии.

Сейчас ты находишься на борту «Дежнева», эту и прочие детали мы выяснили при помощи футуроскопии. Верь им.

Источником страшной опасности является плот, ставший объектом интересов всего вашего флота.

Даже нам неведомо, что произойдет после того, как он взорвется. Мы знаем только то, что взрыв будет подобен Апокалипсису. Все дирижабли сгорят и оплавятся в доли секунды. Морские корабли, если успеют подойти, тоже обречены. Вы все и мы все обречены, если этот взрыв состоится. Отчего-то все думают, что на плоту находятся люди, – и это ваша главная ошибка.

Извини за сумбур, письмо надиктовывается в страшной спешке, первоначальный вариант на трех листах отвергли Ксения с Ворониным. Говорят, детальное знание будущего опаснее, чем прямое описание без деталей.

Предотврати взрыв или хотя бы сделай так, чтобы почти никто не погиб. И, ради бога, постарайся при этом не спровоцировать какую-нибудь войну. Насчет войны – это не шутка, а прямое указание. Ксения видела, возможности выполнить поручение у тебя есть. Не теряй времени, оно дороже всего на свете. И обязательно напиши, что это было, – а то футуроскописты только бледнеют и почти ничего не рассказывают.

Удачи, Николай! Мы за тебя молимся».

Теперь уже я узнавал Стиль сэнсэя, слегка искаженный сильным волнением и присутствием посторонних. Только вот склонный к театральности Поликарп Матвеевич ни за что не стал бы отправлять на противоположный край планеты такое невнятное письмо. Разве что если опасность оказалась велика и не было времени на раздумье.

«Отчего-то все думают, что на плоту находятся люди…»

Я перечитал письмо и внезапно понял, что от меня требуется. В одиночку такими делами пусть Космический Счастливчик занимается. А я не супергерой с развевающимся на психотехническом ветру плащом, всего лишь подмастерье. Как бы ни говорил Дмитрий, что Архипов выпускает человека только после того, как тот обретает силы сдать экзамен на мастера. Но зато этот подмастерье понимает, его роль не единственная, рядом с ним есть другие люди, способные на большее. Может быть, в этом и заключается великая сила подмастерья.

А вдруг я не успею, вдруг письмо прибыло слишком поздно, как то, что настигло меня в Перми? Мысль о том, что изменить уже ничего не получится, подстегнула мои нервы. Я сдернул с крюка фонарь и побежал по гулким темным коридорам туда, откуда только что пришел. Мне срочно требовалось поговорить с Ростиславом Чесноковым. Если только не поздно…