Роман Караваев - Инверсия

— Секунду! — Варчук совсем не считал вопрос исчерпанным. — Кто наложил запрет?

— А вот нам Макс сейчас всё и расскажет. — Аристарх похлопал Клюева по колену. — Имейте терпение.

— Ты всё-таки нашёл отца? — догадался Никита.

— А ты не знал? — съехидничал Макс. — Ты же меня, как ты выразился, вёл. Что-то я не пойму тебя, брат.

— Не цепляйся к словам. — Мастер-наставник и не собирался оправдываться. — Вёл не значит видел. Я просто чувствовал твой эмоциональный фон, знал, где ты находишься, и в случае возникновения негативной составляющей готов был прийти на помощь. Ты не отвлекайся, ты давай рассказывай.

И Клюев поведал друзьям заключительную часть одиссеи, нисколько не скрывая собственных промахов и ошибок и совсем не стесняясь их. Он очень художественно описал, как гонялся за неуловимым папой, целый вечер провёл с будущей мамой и даже держал на руках своего старшего братца, малютку Захара, более известного в нашем мире под именем Никита. Как неожиданно выяснил, что фамилия отца вовсе не Реутов, а Захаров, и Реутовым он стал лишь после того, как женился на маме и взял её фамилию, а шустрые дядьки из КГБ, натурально, не прошли мимо такой роскошной возможности, и когда родитель совершил своё открытие, сулившее верхушке вождей неисчислимые блага, засекретили его до полной неузнаваемости, обрубив все лишние части биографии. Как докопался до того, что папа жил в Волхове по соседству с первым маминым мужем и своим тёзкой Александром Реутовым, был с ним знаком и влюбился в маму при первой же встрече, но она к тому времени уже собиралась замуж и отнюдь не за него, и ему пришлось мучиться и ждать долгих шесть лет. Как прокололся он, Макс, при первом визите в Волхов, когда, спеша не потерять след, прочитал в архивном талмуде вместо записанного там отчества Николаевич вожделенное Наумович и принял настоящего Реутова за мнимого, впрочем, его оправдывало то обстоятельство, что почерк архивистки оставлял желать лучшего. Как всё-таки добился своего и, наконец, нашёл, вполне возможно, единственную сохранившуюся в том мире фотографию отца, взглянув на которую сразу же понял, что фамилия Захаров тоже не настоящая. — И вот теперь, — заканчивая своё повествование, Клюев сделал длинную, эффектную паузу и посмотрел на брата, — я очень хотел бы с ним встретиться, с нашим дорогим папой.

— Почему же ты вернулся, не сделав этого? — удивлённо спросил Никита и осёкся, очевидно, сообразив, в чём причина.

— Именно потому, — кивнул Макс и обвёл присутствующих взглядом опытного рассказчика, вконец заинтриговавшего слушателей. Все подались вперёд и, затаив дыхание, ждали умопомрачительного финала. — Он ведь тоже из нашей реальности.

— Кто? — спокойно осведомился Кобыш. Он уже догадался, но хотел, чтобы имя всё-таки прозвучало, потому что наверняка из собравшихся на поляне об этом знали только Монах и Слава Ли.

— Наш с вами ученик, — так же спокойно ответил Макс, хотя что-то в его лице всё же дрогнуло. — Пысин Александр Валерьевич, в одночасье ставший Захаровым Александром Наумычем.

Повисла гнетущая тишина. Только слышалось, как где-то жужжал назойливый шмель, да шумел ветер в вершинах сосен.

— Ничего себе! — наконец произнёс Хромов. — Индиго.

— Да, — кивнул Клюев. — И прошу заметить, индиго, блестяще адаптировавшийся к местным условиям. Обнаружив, что аппарат, с помощью которого произошло перемещение на другую ветвь фрактала, оказался одноразового действия, и вернуться назад не возможно, он не предался отчаянию, а, наоборот, очень быстро сориентировался, как действовать дальше. Пысин выбрал в качестве отправной точки не большой городок Волхов, изготовил себе подлинные документы и внушил одинокой женщине средних лет, что она его мать — с тех пор она, кстати, ни в чём не нуждалась. Согласитесь, для нашего четырнадцати летнего воспитанника всё это не являлось проблемой. А потом он просто жил, стараясь ничем не выделяться среди обычных людей, и потихоньку создавал новую модель аппарата. Единственной ошибкой, совершённой им, с точки зрения спецслужб, являлось то, что он полюбил. И поэтому стал уязвим…

Тут заговорили все разом, в чём-то друг друга убеждая и с чем-то не соглашаясь. Макс внимал этому гомону с отстранённым интересом, он сливался для него в отдалённый шум, подобный рокоту прибоя, в котором нельзя уловить что-то отдельное, зато можно закрыть глаза и представить набегающие чередой волны. Он, наверное, так бы и сделал, чтобы переждать это бурное выяснение подробностей, но Никита не позволил ему впасть в искушение.

— Очнись, младший, — шепнул он, придвинувшись к брату поближе. — Что это ты расклеился?

— Знаешь, старший, — пробормотал Макс, — я и здесь по привычке пытаюсь нащупать нашего неуловимого родителя, и снова у меня не получается.

— И не получится. — Никита с сожалением качнул головой. — Его здесь уже нет.

— Вот как? — горько проронил Клюев. — Выходит, и тут он обвёл меня вокруг пальца.

— Может, это и к лучшему. Как бы ты с ним стал разговаривать? Ведь здешний он — ещё мальчишка. Ершистый, несносный мальчишка, которого трудно в чём-либо убедить, пока он сам не доберётся до истины.

Последняя фраза мастера-наставника пришлась в аккурат на начало новой паузы. В наступившей тишине лишь Тёрнер сначала что-то негромко ворчал, а потом недоумённо выпалил:

— Ну и зачем ему это было нужно?

— А он просто играл, — легко сказал Макс, — Вернее, сначала играл, а потом вошло в привычку. Присмотрелся к методам пасшей его госбезопасности и сам стал путать следы. Наверное, не хотел, чтобы его нашёл кто-нибудь из нашей реальности. Мечтал вернуться сам, с триумфом. Но сначала изменить к лучшему приютивший его мир. Не успел.

— Не совсем так. — Монах поднял вверх руку, призывая сосредоточиться и слушать внимательно. — Даже совсем не так. Вы все упустили одну незначительную деталь. Индиго — другие. Они гораздо совершеннее нас, и цели, преследуемые ими, не похожи на наши. Этим объясняется всё. Саше не удалось достичь Замыкания Круга, но его природные способности позволяли ему видеть и понимать то, что недоступно даже адептам третьего уровня. Он прекрасно сознавал, что его ждёт, но не отступил ни на йоту, выбрав самый тернистый путь, как наиболее короткий. Саша ушёл туда, — Монах воздел палец к небесам, — с болью и страданием, и одному Мирозданию известно, каких высот он сейчас достиг потому что подобный накал эмоций — не просто сброс остаточного негатива. Это, если хотите, изменение потенциала и ориентации сознания. Ему ведь — требовалось не просто отправить сыновей в свою родную реальность и забрать психоматрицу любимей женщины с собой — ей же ничего хорошего не светило в стране развитого социализма — он должен был преподать тому миру урок: никакое злодеяний не остаётся безнаказанным и нельзя получить бесплатный сыр, не уничтожив мышеловки. К сожалению в самый последний момент ему помешали, и процесс пошёл вразнос. Впрочем, по делам и воздаяние.