Уильям Форсчен - Реванш императора

Он отключил комлинк, занял место пилота рядом с Оиси, и вместе они повели звездолет вслед за кораблем Букхи Тага к порталу ближайшего гипертуннеля.

Ярослав встретился взглядом с Наполеоном, и оба они одновременно посмотрели на машину Древних, парящую посреди кают-компании.

— Все висело на волоске, буквально на волоске, — сухо произнес «Веллингтон». — Именно на волоске, клянусь честью!

— Ну что ж, наверное, нам пора прощаться, — с грустью сказал Элдин, не в силах скрыть в голосе предательскую дрожь от волнения, вызванного скорой разлукой.

Наполеон сочувственно кивнул и улыбнулся:

— Но разве в вашем мире найдется для меня подходящее место, друг мой?

— Да вы же гениальный администратор, сир! Мы наверняка смогли бы подыскать для вас что-нибудь.

Наполеон рассмеялся.

— Ваш мир и мой, увы, несовместимы, — продекламировал он насмешливым тоном. — Хоть я и ненавижу англичан, их поэт Милтон довольно точно отобразил подобные вещи.

У Элдина на душе было тоскливо. Возвращение на Сферу заняло немало времени — ведь теперь им не было нужды торопиться, — и он успел по-настоящему привязаться к Наполеону. Тот быстро сделался душой общества, очаровывая всех своими манерами, развлекая рассказами о былых приключениях и обсуждая прошлые компании. Ярослав — так тот вообще не отходил от императора. Вот и сейчас он сидел рядом с ним, облаченный в новенький маршальский мундир. В руке он держал украшенный бриллиантами жезл, а на груди его красовался орден Почетного легиона.

— А ты смотри хорошенько приглядывай за картиной, — ревниво напомнил историк, бросив взгляд на огромное полотно в золоченой раме, занимавшее значительную часть боковой стены кают-компании. Они с Наполеоном часами спорили до хрипоты, как должно называться это «произведение искусства», вышедшее из-под кисти одного из сервороботов, и никак не могли достичь согласия. В конце концов спорщиков примирила Тия, предложив нейтральное название: «Герои Ватерлоо». Полотно было выполнено маслом в стиле Давида и изображало Наполеона, Ярослава и Басака — всех, разумеется, в героических позах, — удерживавших втроем последний рубеж обороны от наседающей прусской конницы.

— И еще, — добавил ученый. — Жду тебя не позже чем через два месяца. К тому времени мы с ним запросто можем возненавидеть друг друга, и мне захочется домой.

— Не слушайте его, друг мой, — вмешался Наполеон — Кампания обещает быть долгой. Победа при Ватерлоо — только начало. «Веллингтон» настаивает на окончательном выяснении отношений. Предстоит еще разделаться с русскими и австрийцами, так что за два месяца нам никак не управиться. А вы, Ярослав, не забывайте, что я пока не освобождал вас от должности моего начальника штаба!

— Я останусь с моим императором до тех пор, пока будет с кем сражаться, — гордо объявил Басак, довольно нелепо выглядевший в форме генерала Старой гвардии и в медвежьей шапке, из-под которой торчали острые волчьи уши. К тому же шапка была такой высокой, что, напялив ее, берсеркер достигал аж десяти футов роста.

— Ой, только будьте поосторожнее, чтобы не получилось как в прошлый раз, — попросила Тия.

— Мы уже перенесли на главную базу медицинский отсек, — кивнул Ярослав, — А с «Веллингтоном» мы договорились. Если кто-то из нас будет ранен, он немедленно переправит пострадавшего под присмотр кибермедов.

— Если башку оторвет ядром, никакой кибермед обратно не пришьет, — сумрачно покачал головой Оиси.

— Согласен, небольшой риск имеется, — с философским спокойствием ответил Ярослав. — С другой стороны, не будь этого риска, было бы не так интересно воевать, не правда ли?

Элдин наклонил голову в знак согласия и нажал кнопку, открывавшую входной шлюз. В кают-компанию ворвался свежий воздух, несущий аромат распустившихся цветов, к которому примешивался резкий запах серы от сгоревшего пороха. Это дежурная батарея произвела первый из двадцати одного залпов салюта, положенных императору по рангу. С непривычки у Элдина сразу заложило уши.

Как только прозвучал последний залп, духовой оркестр грянул марш Маренго. Наполеон величавой поступью спустился по трапу. Вся огромная площадь перед золотой пирамидой была заполнена стройными рядами гвардейцев в парадных мундирах. При виде императора Старая гвардия застыла по стойке «смирно».

— С такими молодцами я смогу достигнуть невиданной славы, — прошептал Наполеон со счастливой улыбкой на устах и тут же покосился на Элдина. — Я знаю, что вы скажете, друг мой. Разумеется, все это — лишь иллюзия. Но не такова ли вся наша жизнь? Умирая, всеми забытый, я грезил о том, чтобы изменить прошлое Вы знаете, что я имею в виду. Сон так реален, что кажется действительностью, но тем страшнее ужас пробуждения. А сейчас я снова проснулся, но мой сон не исчез. Все наяву, все взаправду! И кто посмеет сказать, что эти солдаты, мои дети, не существуют в действительности? Перед нами лежит огромный пустой мир. Кто помешает нам создать здесь новую Французскую империю, еще более могучую и великую, чем когда-то удалось построить мне на Земле в далеком прошлом? Здесь я снова буду сражаться за свою мечту, и — кто знает? — быть может, мне удастся осуществить ее, не повторив былых ошибок и не совершив былых грехов. Да, друг мой, мы построим империю, и она будет расти и процветать! Навестите меня через пару лет, и вы своими глазами увидите воплощенный в жизнь замысел, до которого мир не дозрел в мое время. И от всей души желаю и вам когда-нибудь узреть во плоти самые сокровенные ваши мечты.

Элдин пристально посмотрел на императора и благодарно улыбнулся, но ничего не сказал. Он хотел было пожать ему на прощание руку, но каким-то шестым чувством понял, как неуместно будет это выглядеть здесь, в присутствии его подданных. Наполеон снова стал коронованной особой, и к нему больше нельзя было подходить с обычными мерками. Поэтому он только улыбнулся еще раз и неумело отдал честь.

— Кстати, — добавил Наполеон, — если пожелаете когда-нибудь познать истинный вкус победы, в рядах моей армии для вас открыта любая вакансия на выбор. Надеюсь, вы еще присоединитесь к нам, Элдин Ларис.

Попрощавшись с Элдином, Наполеон остановился перед Тией. Ей он ничего не сказал, только нежно поцеловал руку, а потом легонько дернул за ухо, что служило у него знаком высшего одобрения. За Тией настал черед стоящего рядом с ней Оиси. Одарив самурая улыбкой, император сказал:

— Надеюсь, ты сумеешь обрести душевный покой, солдат. Говоря «покой», я не имел в виду скуку. С такой женой не соскучишься, поверь мне!