Джеймс Баркли - Восстание ТайГетен

А Штайн, тем временем, опять призвал своих соратников удвоить усилия. Двадцать четыре мага вновь ударили заклинаниями, и Истормун взвыл. Тело его сломалось, ребра пробили сердце, а кипящий мозг взорвался, выплеснувшись из раздавленного черепа. Его длинный черный плащ, кровь и кости еще несколько секунд висели в воздухе, а потом Штайн развеял заклинание, и останки Истормуна упали на крышу.

На мгновение воцарилась тишина, и Аууму показалось, будто он расслышал протяжный крик, затихший в ночном небе.

А потом толпа вновь обрела голос. Звуковой взрыв походил на тот, что сопровождал бы обрушение самой высокой в мире горы, или удар гигантской волны, вобравшей в себя весь океан, о неприступную твердь. Он потряс стены всех храмов, передаваясь мелкой дрожью земле под ногами. От него во все стороны побежали круги, расходясь все дальше и дальше, пока каждый эльф в Исанденете не узнал о том, что Истормуна больше нет.

Ауум обхватил лицо руками и заплакал, когда рокочущая волна радости захлестнула его. Он почувствовал, как кто-то поднимает его, и, отняв ладони от лица, увидел Улисана, который и заключил его в свои знаменитые медвежьи объятия.

— Все кончено! — кричал он. — Мы победили!

Толпа заволновалась, в ней образовались ручейки и потоки. Эльфы спешили к своим храмам, чтобы вознести благодарственные молитвы, или скрывались в ночи в поисках еды, питья и людей, которых можно будет убить. Но многие обратили свои взоры на храм Шорта, который за долгие годы превратился для них в символ угнетения. Толпа дружно подалась к нему.

— Заприте двери! — приказал Ауум, срываясь с места. — Оттесните их.

ТайГетен устремились за ним, и архонт вбежал внутрь.

— Закрыть двери. Выстраиваемся в шеренгу снаружи и пытаемся воззвать к их здравому смыслу. Нашим магам надо позволить уйти невозбранно.

Ауум бросился вглубь храма, слыша, как за спиной с грохотом захлопываются двери и засовы со скрежетом вползают в петли, отрезая гул толпы. Он взлетел по лестницам на самую крышу. Штайн и маги уже ждали его. Здесь же оказался и Такаар.

— А я все спрашивал себя, куда ты запропастился, — обратился к нему Ауум.

— Никогда нельзя упускать возможности научиться чему-нибудь новому, — высокопарно изрек тот.

— Что ж, тебе придется учиться чему-нибудь другому. На Калайусе более нет места для человека.

Штайн подошел к нему и протянул руку.

— Мы никогда не встречались, но я благодарю тебя за то, что ты поверил нам. Мы сделали еще один шаг к тому, чтобы и Балайя обрела свободу.

— Меня не интересуют ваши мотивы, — отрезал Ауум. — Меня заботит лишь то, чтобы люди потерпели очередное поражение. Отныне мой народ свободен, и ваше присутствие стало нежелательным.

Он не пожал Штайну руку, хотя кое-что необычное на ладони мага привлекло его внимание. Штайн протянул обе руки к своим магам, которые дружно выразили свое неудовольствие, успокаивая их.

— Я напоминаю вам, что мы и не ждали благодарности, — сказал он. — Но доброе слово пришлось бы кстати.

— В самом деле? — вспылил Ауум. — Насколько я понимаю, люди поработили моих людей и обращались с ними, как с животными, на протяжении целых ста пятидесяти лет. Я понимаю, что ваша магия дает вам силу, но не придает мужества. А еще я знаю, что людям больше никогда не удастся поработить эльфов.

— Но ты должен понимать и то, что мы связаны неразрывной цепью. Отголоски войны, которая вот-вот начнется на Балайе, докатятся до самых отдаленных уголков нашей планеты. Когда-нибудь почувствуете их и вы. Если Круг магов Истормуна выйдет из нее победителем, то однажды они окрепнут настолько, что вновь станут заглядываться на ваши берега, и вам придется защищаться.

— Истормун мертв, — сказал Ауум.

Но Штайн покачал головой.

— Нет. Мы всего лишь выбросили его из этого мира. Мы не обладаем достаточной силой, чтобы убить его. Сейчас его душа отправилась к… вы называете их арахами… но он вернется. Он ничего не забудет, Ауум, и никого не простит. И может настать такой день, когда нам придется призвать на помощь эльфов, чтобы не допустить, дабы он и ему подобные вновь правили миром.

— И вы должны будете откликнуться на этот призыв ради всех нас, и людей, и эльфов.

Неожиданно Ауум схватил Штайна за запястье и повернул его ладонью кверху. На ней красовалось родимое пятно, по форме напоминающее дерево.

— Ты доказал, что умеешь держать слово, и за это достоин уважения, — сказал Ауум. — Но только когда минет четыре поколения твоих потомков и у одного из них снова появится на ладони такое вот родимое пятно, человеку будет позволено ступить на нашу землю. Тот, кто придет раньше, умрет страшной смертью. Это — мое обещание, и, в отличие от тебя, я буду еще жив, чтобы сдержать его.

— Да будет так, — согласился Штайн. — Мы передадим известие о том, что здесь произошло, в другие города. Без Истормуна они падут перед вами, как листья осенью.

— Благодарю тебя, — ответил Ауум. — Мы отправим армию в Толт-Аноор и Денет-Барин. Тех людей, которых мы там найдем, ожидает та же участь, что и здесь. Передай им и мои слова тоже.

Штайн отдал короткий приказ, и у его людей выросли за спиной туманные черные крылья.

— Надеюсь, что настанет такой день, когда эльф и человек встретятся, как братья, — сказал он.

— Как говорил Гаран, — заметил Такаар, — не искушай судьбу.

Штайн улыбнулся.

— Прощайте.

Ауум смотрел, как он со своими магами поднялся в воздух и полетел к кораблю, стоящему на якоре у входа в гавань, а потом подошел к краю крыши, слыша, как хрустят под подошвами его сапог кости Истормуна.

— Это ему за Катиетт, — сказал он.

— И за каждого эльфа, который пал от руки человека, — добавил Такаар.

Они стояли рядом, глядя на Исанденет. Улюлюканье и крики толпы уже смешивались с песнями, рвущимися из тысяч глоток. По всему городу пылали пожары, а в оскверненных храмах молились эльфы, благодаря богов за свое освобождение.

Ауум взглянул прямо вниз, себе под ноги. Выстроившиеся цепочкой ТайГетен все еще стояли перед входом в храм, хотя толпа перед ними уже начала рассасываться. Улисан почувствовал на себе его взгляд и поднял голову, а потом сложил руки вместе и улыбнулся. ТайГетен дружно затянули песнь в память о своих павших.

Ауум вздохнул. На глаза ему навернулись слезы об Элисс и их нерожденном сыне. Стоявший рядом Такаар смотрел на лес, и в глазах его опять вспыхнул огонек безумия. Он приплясывал на месте и чесался от нестерпимого желания поскорее уйти отсюда. Ауум не винил его за это.

— Черт бы тебя подрал, Такаар, но нам предстоит много работы, — сказал он.