Апокриф создателя. Познать мир - Сумрак

— Вы тут надолго? — Машка высунулась из двери квартиры, волосы уже чуток разлохмачены, судя по лицу, терпение кончается.

— Да, Маш, идем. — Вовка подкаблучник, уже развернулся к двери. Хрен тебе, буду воспитывать до конца. Придерживаю за локоть.

— Маш, тебя темный обманул, ты чуть не отреклась от хаоса. Хочешь узнать, как спасти положение, и где обманул? Посуду помыла?

— Пошёл в задницу! — хлопок дверью эхом отражается по подъезду.

— Дай еще сигарету, я туда не пойду.

— Извини, Вов, но уроки давать надо до конца, или не запомнит.

Раскуриваем мои сигареты. Вовка по жизни без сигарет сидит, покупает, скуривает и забывает купить. Молча курим, глядя в окно, желания говорить нет, ждем грома с неба, или конца посуды.

— Коврик под дверью постелить для ночёвки? — Машкин голос в спину, мы курили уже по четвертой подряд.

— Пошли. — Вовка ждал моей команды, он за Машку убьет, но при этом может признать мою правоту и право помурыжить ее терпение. Хотя в экстренной ситуации, перешагнет через мое мнение, и через меня, ради нее. Я уважаю его за это, мы когда-то давно поняли друг друга. Жена, дети — это те, ради кого перешагнем через друзей. Плох тот друг, что встал между тобой и твоими родными.

Кто-то из общих друзей, по пьяни доказывал нам, что за нас перешагнет через любого, мы тогда смотрели на него, как на дурака. Трезвый взгляд на жизнь, ценность друг друга и родных, мы с Вовкой знаем. Но вот такую выходку с посудой, он, скрипя сердцем, может мне простить.

Пицца, найденная в холодильнике, уже на столе исходит паром. Тортик нарезан, посуда вымыта, и даже чай налит в кружки. Машка удосужилась даже пепельницу вытряхнуть в мусорку.

— Рассказывай — Машка уселась на табурет, взяла в руки кружку с чаем и начинает допрос.

Оглядываю квартиру, на морде у меня написано, чем бы еще ее запрячь. Натыкаюсь на Вовкин взгляд, и понимаю, что хватит, поняла. Ну хватит, значит хватит.

Исповедь грешницы, как назвал Вова мой рассказ про случайности, и так сложилось, что сижу в темнице, и сливаю ману, как батарейка, в кристалл. Больше всего ему понравилось, как я шесть часов разбирал завал и при этом долбил дверь, совершенно случайно заглянув на огонек в полную темноту.

Машка, выслушав расклад и придя к тем же выводам, объявила, что ей надо добраться до меня, никого не убив. У нее девяносто девять трупов на руках. А еще как-то надо убить теней, чтоб не мешались. В игре сейчас только охрана хутора, сегодня Платон со стаей питомцев там. Этого мало, так что или ждать утра, и вести толпу магов, или ей нужен Витька с Олегом, этой пары должно хватить с эликсирами маны.

Ждать не очень хочется, но видимо, придется. Если уйти с камнем, мы потом можем не справиться с Элосом, ему хватит пары часов свободы, и мы не найдем его, пока армию не соберет. Сомнений в его возможностях у нас нет, соберет, еще как соберет. Так что валить надо сразу, только как это делать, не знаю. Залечить — не факт, что поможет, он еще жив. Просто убивать — Машка запретила, говорит, возродится Личем, и мало нам не покажется. Вынесет всех и сразу. Я в этом сомневаюсь, квест для нубятни придуман, хотя нет, нубы должны только стать темными, кто хочет. А вот убивать его светлым — не полагалось еще долго, хотя фиг поймешь этих разработчиков.

Спор затихает уже за тортиком, вывод простой, Машка придет, поговорит и решим. С тенями поступим просто, надо валить их нафиг. Машка подумала, и пообещала утром быть у меня. Я нарисовал карту, как смог, более-менее дав направление движения от хутора. Думаю, единственную разрушенную башню, сможет найти.

Утро продолжается в том же духе. Каждые два часа я заходил в игру, показывал средний палец теням, слал по абрису Элоса и сливал ману в кристалл. В шесть утра было еще все тихо, в следующий раз захожу в игру в восемь утра.

Картина изменилась, первое — это хорошо освещенный коридор. Теней нет, зато есть Гсарт, и большой костер в соседней камере. Не знаю, что там горит, но орет оно знатно, а еще дымит и воняет. Свет идет от десятка факелов, расставленных по проходу. Платон методично ковыряет петли очередной дверцы камеры. Очередной, ибо к стенке стоят прислоненные еще три.

— Вот нафиг они тебе?

— Кайсин сказала металл в кузню сдадим.

— Сумрак, иди сюда, держи!

Машка с ником Кайсин, отдает камень света мне в руку, там было три с половиной прочности, сейчас осталось меньше единицы. От Элоса уже ничего не осталось, только пламя затихает в углу камеры.

— Камнем его жечь надо было, прочность только маленькая, заряжай, а то сломается!

Вот млять, мана упала в ноль, а камень набрал только до 0,6 прочности. Вот Машка, а если бы не хватило прочности? Сломала бы его? Вот блин, хрен теперь отдам. Плюю в остатки догорающей одежды от обиды. Пофиг, что пустой, главное целый остался. Светит очень слабо, почти незаметно.

Выбравшись к Платону, приложил камень к его руке. Лекарь замер, удивленно на меня посмотрел, оп, камень наполнился до 0,8 прочности.

— Ману мою куда дел? Зачем? А если тени?

— Хер с ними, до единицы набрать надо. Брось ты эти двери, не допрем же.

— Я две унесу, и тебе две, и Гсарт еще две. Считай сотню килограмм железа припрем.

— Сумрак, давай помогай, хватит отдыхать. Я пока тайники проверю.

Гсарт проскальзывает между нами и уходит на обыск всех камер. Ну вот что можно искать в камере с узниками? Толку то? Кивнув Платону, беремся за дверь вдвоем, и снимаем ее с петель.

Вскормленный в неволе орел молодой, мать етить его за ногу. Спереть двери — хорошая идея, но почему мы с перегрузом тащим по три, а Машка просто свалила разведывать плато дальше. Платон молодец, тащит и не жалуется. Вот интересно, что он слышал, и как Маша отказывалась от тьмы? Не просто же убила, ритуал, наверное, какой-то пыталась изобразить, чаши, куда плюнуть можно было, я не видел. И как она интересно обижала тьму, дабы стать отказником от нее?

Платон молчит, сказал, что клятву дал молчать. Вот и молчит как партизан, только двери тащит по ее указке, падает, отдыхает и тащит дальше. Мне приходится его ждать, но не страшно. Я бы вообще бросил их нафиг, ну