Игорь Поль - Личный номер 777

— Рядовой Янкович!

— Да?

— Капитан, что такое перенос психоматрицы?

Брук вдруг почувствовал, что офицер внутренне подобрался. Какое-то предчувствие на уровне подсознания. Нервная вибрация. Вроде той, когда спиной чувствуешь напряжение затаившегося хищника. Он осторожно повернул голову и в нескольких шагах от себя увидел невысокого коренастого солдата с красной от смущения физиономией.

— Психоматрицы? — переспросил капитан. Помолчал. Поднял глаза. — А кто вам сказал про психоматрицу?

— Слышал разговор на корабле, — ответил солдат. — Случайно. Когда отходил от анабиоза.

— Обращаться к овизеру по званию! — гаркнул сержант.

Капитан покачался с пяток на носки.

— Перенос психоматрицы, это… м-м… наложение некоторых моторных реакций ветеранов на подсознание неопытных военнослужащих. Вас не должно это беспокоить. Это совершенно не опасно. Личность носителя никак не затрагивается.

— Капитан, значит, когда мы попадем в бой, в нас проснутся навыки ветеранов?

Старший сержант вперил в новобранца тяжелый, злобный взгляд. Лицо капитана превратилось в застывшую маску. Наконец, он улыбнулся. Но выражение его глаз не соответствовало этой улыбке.

— Это совершенно неопасно, — заученно повторил он. — Более того — помогает адекватно действовать в критических ситуациях. Не можем же мы бросить в бой солдат с неокрепшей психикой? — Он со значением посмотрел на старшего сержанта. — Еще вопросы?

— Вопросов больше нет, ктэн! — гаркнул старший сержант.

— Ну, если вопросов нет, тогда приступим к занятиям по распорядку, — сказал капитан. — Напомню: если у кого-то возникнут проблемы, я всегда готов его выслушать. Главное, ничего не бойтесь. Кодирование — это совершенно безболезненная процедура. Старший сержант, командуйте.

— Седьмой взвод, напра-во! Бего-о-ом, арш!

Новобранцы нестройно повернулись и помчались неуклюжим галопом, вздымая тучи пыли. И тут появилась она. Дайна. Ее имя Брук узнал чуть позже, а пока она стояла рядом с молодым щеголеватым офицером и с любопытством смотрела на кашляющих от пыли, натужно пыхтящих новобранцев. Вначале Брук ее не заметил — завеса пыли была такой плотной, что ему приходилось прилагать все силы, чтобы не споткнуться и не свалиться под ноги заднего ряда. А потом Гор тихо присвистнул и сказал:

— С такой я бы каждый день воевал!

Брук повернулся и увидел коптер, чьи лопасти еще вращались, рядом стояла девушка, одетая по-походному: туфли на низком каблуке, темные брюки, приталенная куртка из рыжей замши и армейское кепи, козырек которого отбрасывал тень, но не скрывал миловидного лица. Сочные губы, прозрачные глаза, черные, как смоль, волосы… Тут девушка заметила, что на нее глазеют. Она застенчиво улыбнулась, затем, отвернувшись, что-то сказала стоявшему рядом офицеру, и они вместе скрылись за палаткой.

— Интересно, кто она такая? — пропыхтел Пан.

— Подружка какого-нибудь полковника, — предположил Людвиг.

Гор сплюнул в пыль:

— Повезло ублюдку!

Рискуя переломать ноги, Брук на бегу оглянулся, словно надеясь увидеть сквозь плотную ткань палатки соблазнительный силуэт.

Откуда ему было знать, что в действительности означают эти самые «передовые методы обучения»?

Никто не решился бы поинтересоваться у капитана Твида, как он оказался в «Маджи» — в богом забытом лагере приема пополнений, в полусотне миль от цивилизации и в тридцати световых годах от родной планеты, в одной компании с наглыми штабными водителями, пьяницами-интендантами и сержантами-инструкторами, которые настолько вжились в образ напрочь сбрендивших горлопанов, что даже сидя за карточным столом в импровизированном вечернем клубе общались исключительно посредством хриплых воплей, доводя до истерики собак из саперного взвода. А причина заключалась в том, что Твида одолевала икота. В спокойной обстановке он вел себя как обычно, но стоило прогреметь первым залпам заградительного огня, как капитана прихватывали жуткие желудочные спазмы. И чем ближе слышались звуки боя, тем сильнее он икал. Доходило до того, что в самый ответственный момент он не мог выдавить из себя ни одного внятного приказа. Какие бы усилия он ни прилагал, на какие бы хитрости ни пускался — от гипноза до патентованных ушных затычек, организму Твида так и не удалось свыкнуться с шумом, который имеют обыкновение производить стреляющие друг в друга люди.

Джим Твид любил свой аэромобильный батальон, в котором ему отчаянно хотелось остаться, и из-за этого он воспринимал свое невезение особенно остро. Да и в том, что случилось под Джагрой тем вечером, не было его вины…

Тот день помнился ему смутно, будто в дыму. Помнится, они шли через поля с неубранной рожью, потом через небольшой ручей и заросли по обоим берегам. Твид шел по правому берегу вдоль проселочной дороги; слева по флангу от него топали солдаты соседнего взвода, рядом шел взводный сержант, а чуть впереди обнюхивал землю приземистый саперный робот. И вдруг, совершенно неожиданно, придорожные заросли взорвались огненными брызгами, и люди вокруг начали падать. Взводный сержант Твида был родом из Улейна, хуторка в пяти километрах от его родного города, и не успел Твид моргнуть, как сержанта на его глазах развалило надвое.

Не стой в зоне поражения, так ему вдалбливали в школе офицерского резерва. Уходи из-под огня. Двигайся туда, где противник. Перемещайся. И Твид перемещался. Делал все, как положено. Определял цели для огня поддержки. Вызывал артиллерию. Бегал кругом с воплями: «Гранатометчика сюда!» и «Первое отделение — огонь прикрытия!» А вокруг продолжало грохотать, да так, что он порой не слышал собственного крика. Реактивные снаряды с воем пронзали воздух, кусты вспыхивали, как спички, истошно вопили раненые, а он носился среди этого бедлама и все не мог взять в толк, что это за звуки вокруг такие: «Вжик»?

В тот вечер его взвод потерял четверых. Еще пятеро были серьезно ранены. Но не это его подкосило. Не раскиданные по берегу ручья внутренности сержанта. Его добила тощая собака на улице разрушенного рыбацкого поселка: кругом грохотало, как в адской кузне, он выглянул из-за угла и увидел худого рыжего пса, который вгрызался в раздутый труп женщины в пыльной красной юбке. В воздухе стоял кисло-сладкий запах смерти, пес жадно урчал, кося глазами по сторонам, и, прежде чем его радист поднял карабин и вышиб людоеду мозги, Твид ощутил сильнейший спазм в животе, опустился на колени и выблевал на газон остатки ужина. Его выворачивало и выворачивало, пока внутри не осталось ничего, кроме желчи, а когда он поднялся с колен, его начала сотрясать проклятая икота.