Мария Гинзбург - Истории с географией

— Хорошо.

— Я зайду за тобой, когда стемнеет.

Влад поднялся, чуть не опрокинув чашку с недопитым чаем. Встала и Бронислава.

— До свидания, — вежливо сказала девушка. Бронислава просто была хорошо воспитана, но из-за этой ее невинной реплики Владу показалось, что он уже умер. И находится в аду.

Впрочем, очень скоро ему предстояло проверить свои ощущения на месте.

В темноте звучала музыка. Дитрих подумал с досадой, что левая колонка опять фонит.

— Я вот все думаю, а граф — это кто? — пробормотала Хельга, и он понял по ее голосу, что она уже засыпает.

— Я думаю, что-то вроде вана.

— А почему ты им не дал послушать?

— Не хотел, чтобы Бронислава плакала.

Куплет закончился, и снова пошел проигрыш.

— Ты скажешь, что убил его, — пробормотала Хельга. — Они поверят. Но они спросят — почему.

— Из ревности.

Девушка молчала так долго, что он решил, что она уже заснула. Но Хельга сказала:

— Да, тогда они могут оставить тебя в живых. Так и скажи.

— Так, значит, ты меня любишь.

Хельга уже проваливалась в темные сладкие глубины сна. Но странный, изменившийся голос Дитриха выдернул ее обратно в реальность, как крючок рыболова, впившийся в глотку рыбе и вышедший из тела где-то за жабрами. Дитрих встал и начал одеваться, наощупь собирая разбросанную одежду. Хельга повернулась на спину и сказала сердито:

— Да при чем тут это-то.

— Ты видела, как его Броня на меня зыркнула, когда я сказал, что не трону Влада?

— Так это нормальная логика, — ответила Хельга. — Или мой, или ничей.

Таугер тихонько засмеялся:

— А у тебя, значит, ненормальная?

У Хельги перехватило голос. Она подумала, что именно это, должно быть, чувствует Дитрих каждый раз, когда хочет сказать хоть слово. Девушка сглотнула тугой комок. Взвизгнула молния на штанах Дитриха.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — ответила Хельга.

Он натянул футболку и пошел к выходу. Дитрих открыл дверь. Ночь была лунной, и его силуэт на фоне хлынувшего в дот серебристого сияния казался вырезанным из черной бумаги. Таугер замер на пороге.

— Хотел сказать, чтобы ты мужиков сюда не водила, но ты ведь все равно будешь… Сильно этим не увлекайся. И выйди замуж за желтого. Лу Синь давно н-н-на тебя заглядывается, я же знаю.

— У него короткий, — мрачно сказала девушка.

— Глупое ты мясо, — сказал он нежно. — Если ты выйдешь замуж за белого, мы с тобой точно больше никогда не встретимся.

Дитрих шагнул вперед. Дверь поехала под его рукой. Серебристый прямоугольник на полу дота бесшумно и быстро сузился.

А потом исчез.

Влад отшатнулся от края, борясь с дурнотой.

— Ну, т-ты не передумал? Может, пойдем по домам?

Влад отрицательно покачал головой.

— Но почему?

— Я… Я понял, что это за дот, в котором ты живешь. И с кем они тогда дрались — русские и немцы, все вместе…

Дитрих усмехнулся:

— Вот далось же тебе это. Враги могут стать союзниками, но интересы наций остаются неизменными…

Таугер еще несколько секунд смотрел на россыпь огней под ногами и спрыгнул с бортика на крышу. Покрытие мягко спружинило.

— А ты… ты не боишься умереть? — спросил Влад, колеблясь.

Дитрих пожал плечами.

— Отношение к смерти, которое воспитывают в человеке, зависит от того, как его собираются использовать. А я намерен использовать себя исключительно сам.

Он помолчал, глядя на деревья внизу.

— Я скажу, что убил тебя из ревности.

Влад удивленно посмотрел на него.

— Мне будет восемнадцать через два месяца, — просто сказал Дитрих. — Я не могу снять эту звезду, я пробовал. Она сработает точно в срок.

— Но как же ты… Ты что, никогда не видел принцессу? Ее часто показывают по визору.

— Таблетки дадут, — пожал плечами Таугер.

— Об этом я не подумал, — пробормотал Влад.

— Так подумай. За три года многое можно успеть, я же говорю тебе.

Порыв ветра с моря, свежий и холодный, просвистел над подростками, согнул лес стоявших на крыше антенн. Огромная тарелка спутниковой связи задрожала и загудела.

— А как же ты? — сказал Никитский. — Это ведь для тебя единственный шанс.

Дитрих махнул рукой.

— Нет, — произнес Влад. — Ты понимаешь, я не хочу больше быть… Как обезьянка, которая таскает людям самородки из узкой шахты. И получает за это бананы.

— Какие бананы, — ответил Таугер. — Прививки от марсианских инфек-ц-ц-ций она получает…

— Дитрих, не обижайся, — сказал Влад озадаченно. — Но на Марсе инфекций нет. Ни опасных для человека, ни вообще.

Таугер сел на крышу, оперся локтем на низкий бортик.

— Ты слышал про “покрывало смерти”? — спросил Дитрих.

— Да, только этим “покрывалом” и удалось остановить черных, когда они рвались к Марсу четыре года назад. До сих пор не суются. А что?

— Его изобрел мой отец, — сказал Дитрих. — Он предлагал отгородить от черных этим покрывалом Англию — мы тогда там жили. Они изобрели его вместе с мамой, ну, у нас там целая лаборатория была. Им обещали путевки на Марс за это. А в то утро, когда надо было уезжать, я с ними поругался. И убежал в лес. Там леса такие — сто лет человека искать можно. А потом в-в-в-друг сообразил, что они уедут без меня, и я буду болтаться тут по лесам, а они — по Марсссу гонять на ф-ф-флаере… И когда я пришел, он-н-ни уже б-бб-были мертвые. Эти с-сс-уки сказали, что надо с-ссделать прививки от марсианских инфекций. Но н-ннеправильно рассчитали дозу, и первые н-нначали умирать, когда последним еще не сссделали привввв-иввв…

Влад присел рядом с ним на корточки и обнял Дитриха за плечи.

— Я понял, не продолжай, — сказал он. — Я вспомнил. Тогда сообщили, что корабль с твоими родителями уничтожили черные. В космосе…

Таугер мотнул головой.

— Какие на фиг черные в космосе, сами желтомордые расстреляли всех, кому не усс-спели вколоть… А мама была еще жив-вва, когда я ее нашел. Она сказала мне: тт-ттооолько ник-ккому не гггговори…

Он уткнулся лицом в плечо Влада и заплакал.

— Я очень тебе сочувствую, Дитрих, — сказал Влад и погладил его по голове. — Ты, считай, никому и не рассказал.

Дитрих провел ладонями по лицу, стирая слезы и успокаиваясь.

— Да ладно, — сказал он почти нормальным голосом. — Ничего. З-з-з-аикаюсь только вот теперь, так достает. Если бы не Рихард, я бы вообще не разговаривал…

Влад отпустил Дитриха и забрался на бортик. Несколько секунд он смотрел вниз, на ярко освещенный фонарями квадрат площади перед университетом.