Евгения Федорова - Вселенская пьеса

Да, глядя на все это барское великолепие, я уверен: тебе заплатили хорошо. Я уверен, у тебя еще осталось много денег, и ты найдешь применение.

Нет, я не хочу знать, сколько, но знаю, что много, и хочу услышать это из твоиъх собственных уст. Если честно, я боюсь вериться, что ты вспыхнул от одной мысли об оплате за книгу, что писал ее только ради этого.

Но Шадумский ликующе улыбается, опровергая все мои предположения.

-Много, но я считаю, она того стоит. Я ведь, знаешь ли, писал ее на заказ. Ко мне как-то пришел человек... м-м-м... представительного вида, при галстуке, представился международным экспертом, представляющим крупную писательскую организацию, и спросил, готов ли я написать книгу за деньги. Я подумал, он хочет книгу на заказ, наверняка биографию, но он опроверг мои предположения. Ему нужно было кое-что другое, сложнее и интереснее. На самом деле я сразу решил, что возьмусь. Такие заказчики всегда платят хорошие деньги, а я тогда как раз оказался на мели. Мы сразу обговорили гонорар за книгу, но сумма, которую он назвал, поразила даже мое воображение. Хорошо, я не брякнул свою цену. Я тогда, знаете ли, был начинающим автором, теперь у меня свое издательство. Так. Дав мне время на размышления, эксперт ушел.

Честно говоря, это было интригующе. Разве что заграничной знаменитости за ее откровенную биографию предлагают такие деньги и то, если эта знаменитость достаточно разрекламирована. Я позвонил ему...на следующий день, да, прямо с утра. Понимаю, что так никто не делает, но он очень меня заинтересовал своим предложением. Согласился, а потом задумался. Как же выполнить заказ?

Этот человек сказал мне... никогда не забуду: Григорий Сергеевич, представьте себе, что я - инопланетянин. Напишите пьесу о том, что будет интересно человеку с другой планеты, пьесу, которая в достаточной мере охарактеризует людей так, чтобы было интересно читать даже чужому.

Это какой-то психологический эксперимент, я так полагал тогда, успокоился, стал размышлять.

На самом деле я считаю, что совершил подвиг, написав Вселенскую Пьесу. Она действительно вышла правильной, полной, но тогда, когда он мне все это сказал...

-Он и вправду был инопланетянином? - устало осведомился я и, наконец, выпил залпом прозрачное содержимое стакана. Водка обожгла горло, как обжигают его горькие, непрошенные слезы, потекла в пищевод, оставляя после себя назойливое жжение. Я наклонил голову и закурил, не чувствуя вкуса дыма, ощущая, как тело становится вялым.

-Боже упаси! - всплеснул руками Шадумский. - Тогда ведь мы еще даже не изобрели системы дальнего полета через космос.

-А мы их изобрели? - с живым интересом спросил я. Если бы мне кто-то сказал, я бы не поверил, что смогу вот так просто, без истерики и обвинений выслушивать рассказ автора Вселенской Пьесы.

-Изобрели, а то как же мы бы полетели? Первый наш корабль, чудесной красоты посудина. Ворон. Сколько о нем говорили, но, правда, никто из обывателей его своими глазами не видел очень долго. Потом показали, но мельком - военные все придерживали информацию. Кстати, мне удалось выкупить одну безделушку, которую привезли на корабле из одного полета. Такая странная штуковина, я так и не понял, как ею пользоваться. Подожди, я найду, тебе, как человеку отстраненному, журналисту литературного журнала интересно будет посмотреть на технические достижения других цивилизаций.

Григорий встал, потянулся, хрустнув суставами. Да, теперь он показался мне еще старше и еще недальновиднее, но я молча проводил его взглядом. Он скрылся в одной из комнат, но быстро вернулся и положил мне под нос темную матовую карточку.

Я помнил их.

Непроизвольно, я взял ее в руки, не так осторожно и опасливо, как держал ее Григорий, а обеими руками, зажал в ладонях и подышал.

Открытка.

Микросхема.

Энергия.

И целый маленький мир внутри.

Я поднял ладонь и с нее, из окрасившейся множественными цветами пластинки, выбрался мохнатый зеленый жук, зажужжал, раскрыв крылья, и спорхнул резко. Григорий от неожиданности отшатнулся, а из пластинки лезли все новые и новые существа. Взлетали тонкие, почти прозрачные птицы, высовывались ярко-синие побеги травы.

-Что это? - испуганно спросил Григорий, уворачиваясь от летающих насекомых и птиц.

-Это... не знаю, - я улыбнулся и отвел от себя пластину, направив ее на противоположную стену, на которой висела только одинокая картина, где изображалась набережная какого-то провинциального чистенького на вид города, тонкие силуэты гуляющих под зонтиками, одетых элегантно людей.

Верхний электрический свет моргнул и погас - микросхема стягивала на себя, разгоняясь, всю электроэнергию, которую могла найти поблизости.

Заскользили по стенам, словно слайды, удивительные картины. Оживленные виды космического порта, в котором нам когда-то довелось ожидать очереди на отлет, причудливые очертания невысоких зданий напомнили о прошлых годах, о блужданиях по узким улицам, полным инопланетными существами, дружественными и откровенно враждебными.

Вспомнились драки и ссоры. Многим была интересна молодая земная раса, многие хотели узнать, на что способен человек. Конечно, они не ожидали ничего подобного, они никогда не видели столь сумасшедших существ, которые способны натворить столько глупостей за один раз. Наверное, мы были им еще более непонятны, чем они нам. И все из-за того, что, выдумывая инопланетян, мы старались понять их, старались представить себе, какими они могут быть. Мы представляли марсиан захватчиками, развитыми и жестокими, но, исследовав Марс, нашли на нем лишь следы воды. И вздохнули разочарованно, но не остановились. Что нам с того, что вовсе нет марсиан, которых мы так хорошо узнали?! Мы поняли, что если бы они были, они непременно прилетели бы на Землю и захватили ее, перестроили, изменили состав атмосферы. Но марсиан нет, и мы пошли дальше. Инопланетяне. Странные расы синих безобидных людей, которые заняты выращиванием своих драгоценных растений; раса воинов, целью жизни которых - поединок и ничего больше. Для одних важна разве что выгода. Другие - непохожие на нас существа, для которых главное размножение. Кажется, мы поняли всех. Но забыли про себя. Про сумасшедших людей, которые утонули в своих потаенных фантазиях, рано или поздно вытекающих наружу.

Да, все эти писатели и сценаристы по-настоящему сострадают Земле и всем героям, которых собираются убить, но почему же тогда они так часто озвучивают свой самый страшный страх? Страх гибли, страх того, что где-то взорвется пол мира или вовсе планета будет захвачена или уничтожена? Может быть потому, что этот самый большой страх не дает им покоя? И, когда уже нет сил держать его в себе, мы кричим, стараемся предупредить остальных, но вместо этого накликиваем на себя страшную, неотвратимую беду.