Farsi Rustamov - FLATUS VOCIS

32

Запах талого снега струился через открытое окно спальни. Субботнее апрельское утро в амидоловом мутном растворе туманов проявлялось из сумеречных галогенидов реальности чистым серебром праздной городской суеты.

Арина лежала на огромной кованой кровати и разглядывала рыб, медленно плавающих в самом удивительном аквариуме, который она когда-либо в жизни встречала.

Это была трехметровая барельефная скульптура, каким-то чудесным образом отлитая из стекла. С совершенством, достойным самого Бенвенуто Челлини, она изображала то ли ангела, спорхнувшего с небес на землю, то ли человека, ныряющего в глубину. Сразу два стройных тела, стрелками часов повернутые вокруг одной головы, словно бы спрессовывали разные мгновения завораживающего нисходящего движения. Одно тело еще парило в воздухе, а другое, уже опустилось на землю. Ангел одновременно летел по небу и печально сидел на земле, обнимая колени руками. Изгиб плеча и шеи были задуманы столь мастерски, что каждая фигура в отдельности выглядела абсолютно естественно, оставаясь, тем не менее, неразрывной частью хитроумной скульптурной кефалопагии.

Внутри замурованного в ультрамариновую стену светящегося стеклянного барельефа, в несбыточных мечтах о далеком Саргассовом море уныло плавали речные угри Anguilla anguilla.

В зале были слышны какие-то голоса.

Арина встала, набросила на себя пурпурный индийский халат, расшитый золотыми санскритскими мантрами, и, крадучись, вышла из спальни.

С каждым шагом голоса становились все отчетливей. Теперь она ясно слышала, как чтение Артемия прерывается заливистым детским смехом.

Артемий сидел в плетеном ротанговом кресле в самом центре огромного зала. На коленях он держал маленькую девочку отроду лет пяти. Темные кудри вились по ее голове завитками аммонитовых ракушек, спадая на плечи тонкими лентами ламинарий.

– Доброе утро! – ласково сказал Артемий появившейся в дверях Арине.

Она стояла, удивленно разглядывая девочку.

– Подрабатываешь нянькой по выходным? – настороженно спросила она.

Артемий пристально посмотрел на Арину и тихо ответил:

– Это моя дочь!

В тот же момент девочка соскочила с его колен и вприпрыжку побежала в спальню.

– А куда подевалась ее мать? – с вызывающей прямотой спросила Арина.

– Это не самая простая история! – печально ответил Артемий.

– Уж постарайся мне рассказать! – с нескрываемым раздражением в голосе потребовала Арина.

– Ты знаешь, что написано у тебя на груди? – неожиданно спросил он.

– Это не то, о чем я спрашиваю! – продолжала Арина, нервно теребя лацканы пурпурного халата.

– Зато это о том, как ты спрашиваешь! – спокойно ответил Артемий и после паузы произнес, – Там написано «Яс ту сарваани, бхутаньятманьева, анупашьяти», что на санскрите значит «Кто видит мир в едином дыхании, тот никогда и никого не ненавидит».

– Очень красиво! Я это непременно запомню! А теперь ты можешь ответить прямо? – Арина старалась, насколько это возможно, сдерживать бушевавшие в ее груди страсти.

– Ты хочешь знать, где моя жена? – задумчиво произнес Артемий и надолго замолчал.

Из соседней комнаты доносилось веселое щебетание ребенка, который, похоже, пытался разговаривать с рыбами.

– Три года назад, – наконец заговорил Артемий, – в Северной Бермудской Лагуне у рифов Брэкиш Подн Флэтс ее растерзали акулы Galeocerdo Cuvieri. Те самые, что глотают даже уголь. Она писала о них книгу.

Артемий встал с кресла и подошел к статуе, изображавшей Афродиту. Из похожей на веретено раковины Mitra episcopalis, которую богиня держала в руках, он достал маленькую книгу.

– Вот она! – тихо сказал Артемий.

За вуалью внезапно нахлынувших слез, перед Ариной медленно проплывало трагически безмятежное название «Жизнь и повадки тигровых акул». Обрывки нелепых воспоминаний стали внезапно проноситься в ее голове. В первой букве Арине вдруг померещились три лисьих хвоста на манто отвратительной дамы, которую она на днях повстречала в Смоленском пассаже. «З» в слове «жизнь» показалось ей гадким отворотом манжета у официанта из «Савоя», свесившего с руки полотенце, и по-лакейски улыбающегося в ожидании чаевых. Заставив ее вздрогнуть, «д» неожиданно обернулось капюшоном кобры, бешено бросившейся на стекло перед ней в гурзуфском экзотариуме.

Арина взяла в руки книгу и повернула ее по стрелке часов. Словно взведенная пружина, буквы названия внезапно сорвались с ультрамарина обложки и белым фонтаном брызнули в небо, рассыпавшись на мелкие соленые брызги. Лишь только «А» из «акул», мерцая перед глазами тысячей бриллиантовых капель, медленно улеглась на правый бок, превратившись сначала в громадный серебряный плуг, а затем в белоснежную быструю яхту, несущуюся по сапфировым океанским волнам.

В комнате вновь появилась девочка. Ее лицо сияло от счастья. На руках она держала громадного рыжего кота, похожего на шотландскую волынку, которую изваляли в кирпичной пыли. Его задние лапы смешно волочились по полу.

Арина внезапно почувствовала, что всем своим сердцем любит эту маленькую девочку.

Она подошла к Артемию, прильнула к его уху и тихо произнесла:

– Прости меня! Прости!

– Собирайся, – улыбаясь, сказал он ей. – У нас очень много дел!

Затем он посмотрел на ребенка, хлопнул в ладоши и радостно объявил:

– Сати, милая! Отпусти этого сарделечного монстра! Мы едем играть в кукол!

Звонкое «Ура-а-а!» разнеслось по комнате, заставив толпу медных статуй покорно вторить одобряющим эхом мембранного перешептывания.

– Играть в кукол? – переспросила Арина уже в машине.

– Ты все увидишь сама! – ответил Артемий.

Машина заглатывала ленту дорог, словно политые оливковым маслом спагетти. Не прошло и двадцати минут, как Артемий остановился у большого оранжевого здания, по периметру которого тянулся белый барельеф из пляшущих горбатых человечков, а над дверями красовалась лазурная вывеска: «Мультинелла».

Артемий открыл дверь перед Ариной и Сати. Девочка быстро вбежала вовнутрь, второпях расстегивая пуговицы на миниатюрном кашемировом пальто. Гардеробщица приветливо улыбнулась.