Константин Хвостополосатов - Потеряшка

Следующие два-три дня для меня запомнились полным сумбуром. Целиком из этого промежутка времени оказались вычленены всего несколько сцен. Одна из них мне особенно запомнилась, и я еще долго в шутку помыкал ей Саныча.

В то "утро" я подобно хорошо использованной ветоши валялся в кровати своей каюты. Светлана принимала душ. В дверь робко постучали. Виртуалка сразу показала мне у двери Шилу.

– Заходи, милая моя капитанша, – сказал я, открывая дверь.

– А если Светлана услышит? – тихо спросила она. – Проблем не будет?

– Она обязательно услышит, – усмехнулся я. – Светлана – сердце этого корабля, его глаза, уши и душа. Именно поэтому душа у нее практически необъятная, но места там таким мелочам, как ревность, просто нет.

– Фу, мне аж полегчало, – Шила уселась на краешек кровати. – А она красивая. Правда, я ее так и не успела рассмотреть, как следует.

– Если хочешь, можешь и посмотреть, и потрогать, и даже того, – хитро подмигнул я.

– Чего того? – спросила Шила.

– Попробовать, – рассмеялся я, глядя на слишком умную от смущения физиономию Шилы. – Некоторые девочки предпочитают девочек.

– Я "за", – сказала вышедшая из санитарного отсека Светлана, состроив Шиле глазки. – Я как раз помылась. К тебе или ко мне?

– А-а… Здрассьте, – пропищала Шила интенсивно светлея. – Я тут мимо шла…

– Вот и замечательно, – обезоруживающе искренне улыбнулась Светлана. – Я выйду, а ты время не теряй. Сергуня у нас – трудяга, не то, что половой жлоб Саныч.

– Они с Санычем? – спросила Шила, округлив глаза, когда Светлана вышла.

– Несомненно. Он же тоже – живой человек, – искренне потешался я. – У тебя-то как оно прошло?

– Ты что не видишь?! – немного возмутилась Шила, показывая мне по-прежнему темные волосы и ногти. – Неправильный он, пустой какой-то. Не знаю, что не так, но от него сплошная физика и практически никакой энергетики. Я совершенно извелась в ожидании, а теперь вот нахожусь в полной нетерпяшке, как будто у меня целый год ничего не случалось… Хотя, ты меня, наверное, просто разбаловал…

Положение пришлось исправлять, хоть после Светланы прошло это с некоторым напряжением.

Черт, как приятно вернуться в старый до боли знакомый дом! Я просто наслаждался этим ощущением. С другой стороны где-то на заднем плане, как бездомная собака, блудила неприятная мысль. Выловив ее в темном уголке сознания, я понял, что это предчувствие скорого расставания с другим не менее родным домом под названием "Бурундук". Я прекрасно понимал, что придется выбирать, и выбор мой был очевиден. Я лелеял надежду, что Шила останется со мной на "Ботанике", хотя полной уверенности в этом не имелось.

Светлана как раз тестировала Шилу на повод штурманских предрасположенностей, по моей просьбе нарушив кое-какие инструкции КСС. Процесс находился приблизительно на половине пути. Краппс, получив в распоряжение нескольких роботов КСС, с материальной и интеллектуальной поддержкой Светланы занимался любимым делом, возведенным в куб. Он модернизировал "Бурундука". Глядя на него через голографическую сферу, я готов был сказать: "Вот оно – истинное счастье Краппса". Саныч нашел себе в отсутствие Шилы, совершенно не простившей ему "жлобство", собеседника в лице застенчивой Анны и проводил с ней довольно много времени.

– Мы нарушили большую часть положений устава КСС, – сказала Светлана, появившаяся в голограммном воплощении. – Надеюсь, этого никто не узнает.

– Не узнает, можешь даже не беспокоиться, – ухмыльнулся я. – Как там дела?

– Если честно, то так себе, – пожала плечами Светлана, от чего одна лямка ее летнего платья съехала, обнаружив под собой симпатичное плечико. – Она – скорее стрелок, чем штурман. Хотя, если ей придется управлять только двигателем постоянного погружения в многомерность, способности вполне на уровне. Их можно даже назвать "выше, чем хорошие".

– Ты сделаешь из нее штурмана? – спросил я.

– Для "Бурундука" сделаю, – уверенно ответила Анна. – Тут даже адаптацию полную проходить не нужно будет, хотя и не помешало бы.

– Ты говоришь так, будто не хочешь видеть Шилу на борту, – сказал я.

– Ты не так понял, – грустно улыбнулась Светлана. – Шила не хочет видеть себя на этом борту. Она для меня сейчас – практически открытая книга. Там много причин. Думаю, что, убедив ее остаться с нами, ты примешь неверное решение. Ее место тут, она знает это и уже строит планы для осуществления своих мечтаний.

– Есть ли там действительно весомые причины? – спросил я, не веря услышанному.

– Да, – ответила Светлана. – Семья, потомство, желание быть по достоинству оцененной сородичами. В конце концов, она еще совсем молодая девушка.

– Спасибо, что сказала, – признал я с некоторой грустью правоту Светланы. – Это действительно очень важно. Этот мир жесток, помоги ей, чем сможешь.

После окончания исследований и некоторой медицинской доводки организма Шиле слегка нездоровилось. Мы сидели с ней в моей каюте на "Ботанике" и молчали. Фактически все точки на "и" были уже расставлены и, понимая ситуацию, мы не решались об этом говорить.

– Ты остаешься, – утвердительно сказал я, решив пройти последнюю черту.

– Да, – Шила совсем по-человечески пожала плечами. – "Бурундук" стал первым моим настоящим домом, опять же Анна. И вообще я хочу хоть раз ступить на планету, которая породила наш вид.

– Ясно, – пробурчал я.

– Я бы хотела, чтобы ты остался рядом, – Шила с сожалением посмотрела на меня. – Но я поняла, что у тебя своя дорога, а у меня – своя. В конце концов, я просто в один прекрасный день хотела бы стать мамой.

– Желаю тебе удачи во всем, – я обнял как-то враз обмякшую Шилу, – пусть твой парень будет опытным и внимательным, а дети – здоровыми и послушными.

Шила еще сильнее прильнула ко мне, какзалось, вжавшись в мое большое тело, и уткнулась носом куда-то в подмышку. Так мы и сидели, храня молчание и раздумывая каждый о своем. Не знаю, о чем думала Шила, я же пытался окончательно примириться с тем, что моя капитанша не захотела остаться на "Ботанике". И мне казалось, что далеко не все сказанное Шилой является правдой. Возможно, она просто побоялась потеряться, как я, или ревновала меня к Светлане. Наверное, это навсегда останется для меня загадкой женской души.

– Шила, – решил прервать я вязкую, как смола, тишину. – Очевидно, что нам придется расстаться. Я хочу, оставить тебе кое-что на память.

Открыв "сейф" брони, я вытащил из него камушек, так и пролежавший все это время в моем схроне на "черный день". Я давно освободил его от оправы и теперь он играл отраженным светом, не испытывая какого-либо стеснения. Поцеловав ладошку, я положил в нее искристую безделушку.