Ангелы постапокалипсиса: Война (СИ) - Мушинский Олег

Вместо мозга в черепе оказалась какая-то серая масса, похожая на гнилой студень. Я в нее три пули всадил — только булькнуло. Потом кто-то жахнул демону из винтовки прямо в пасть и большая половина этого студня разлетелась по всему цеху. Там, где он падал, краски тускнели и блекли, однако на боеспособности демона это никак не сказалось. По крайней мере, поначалу.

На первом этаже он покрошил всех. Тех, кто пытался улизнуть — догнал, шустро ковыляя по цеху на одной ноге. Тех, кто прятался за станками, нашел, да так уверенно, словно бы он сквозь эти самые станки без глаз насквозь видел.

Я рванул наискосок через кабинет. Тот мог бы быть очень просторным, если бы в нём было чуточку поменьше мебели. Один только письменный стол — массивный, из красного дерева — добрую треть помещения занимал. Слева от стола был выход на небольшой балкончик, к которому примыкала пожарная лестница. Пока демон поднимался бы на второй этаж, я бы вполне успел спуститься по ней во двор, куда еще не добрались мутанты, а уж там — ищи ветра в поле. Точнее, в зарослях вдоль берега.

Демон подниматься не стал. Он просто выбросил вверх руки — они у него оказались просто чертовски длинные — и своими когтистыми лапами пробил потолок. Для меня, соответственно, это был пол. Мы с полом упали на демона. Следом упал стол. Стол, видимо, приложил демона больнее. Демон с рёвом разнёс его в клочья. Меня он только отшвырнул в угол. Там я основательно приложился затылком о стену, но столу всяко пришлось хуже. Демон только что не попрыгал на его ошметках.

А потом он повернулся ко мне.

— Господи, — прошептал я. — Если ты собираешься вмешаться, сейчас самое время.

Демон тяжело плюхнулся на пузо и протянул ко мне правую лапу. Под пузом с хрустом сложился токарный станок. Эта туша просто раздавила его! Я попытался увернуться, но демон поймал меня за ногу. Сдавил так, что казалось — сейчас все кости переломает, и одним рывком придвинул меня к себе.

Когда он разинул пасть, я чуть не задохнулся. Запах оттуда хлынул — Боже ж ты мой! Демон свои зубы, небось, с самого Армагеддона не чистил. Между прочим, пять лет прошло. Сколько он за это время сожрал народу, страшно было даже представить.

Теперь вот на меня нацелился. Я, понятное дело, был категорически против и отбивался, как мог. Хорошо хоть винтовку при падении не потерял. Ею отбиваться было сподручнее. Между делом даже разок по голове демону заехал. Удар получился вскользь, зато вымел прочь из черепа остатки гнилого студня. В ответ демон с размаху приложил меня второй лапой. От удара у меня в ушах зазвенело, да еще он умудрился попасть когтем в глаз. Боль была поистине адская. Я заорал так, что сам чуть не оглох.

Демон придвинул меня еще ближе. Отпихнув его лапу, я отчаянно и большей частью наугад лупил по его морде прикладом. Вроде даже вышиб демону зуб, хотя за это не поручусь. Доподлинно известно только то, что я об его морду прицел оптический разбил вдребезги. Потом его стоимость у меня из жалования вычли. Но это было потом, а тогда я этого даже не заметил.

Демон воспринимал побои стоически. Собственно, он вообще так и застыл, с разинутой пастью и сжимая мою ногу когтями. Думаю, он тогда уже и подох, и если бы я это заметил сразу, всё еще могло бы обернуться по другому. Но всё сложилось так, как оно сложилось.

Я отчаянно лупил прикладом по мерзкой роже, покуда не услышал:

— Остынь, солдат, он мёртв.

Честное слово, в первую секунду я принял этот голос за глас небесный. Особенно когда вторую часть фразы расслышал. Хотя голос был хриплый и прокуренный, он оттого только еще роднее прозвучал. Как оказалось, это подоспели обещанные самокатчики.

Дальнейшее я знаю с чужих слов. Самокатчики разделались с мутантами и удержали-таки завод. Ну еще бы, с дюжиной-то огнеметов, с пулеметами и освященными патронами. Эдак и мы бы справились. Демон действительно сдох. Самокатчики записали его на мой счет. Они же, заразы, растрезвонили на весь фронт, будто бы я один забил эту тварь врукопашную.

И это как раз тогда, когда наши части отступали по всему фронту и командование судорожно искало, чем бы поднять боевой дух солдат. Причём, понятное дело, требовалось, чтобы подвиг был хотя бы похож на настоящий. Солдатская молва быстро разносит новости и правда выплыла бы наружу еще до того, как комиссары ознакомили бы своих подопечных с очередной фантазией газетчиков. И тут им такой подарок! В газетах еще ни сном, ни духом, а в окопах только и разговоров, что о снайпере Маркове, убивателе демона прикладом.

Короче говоря, меня сходу назначили героем. Говорят, лично генерал Алексеев распорядился. Чтоб ему пусто было! Ведь герой — это навсегда. Герой не может совершить один подвиг и остановиться на достигнутом. Нет. Для героя подвиг — это каждодневная рутина, как для обычного бойца стояние в карауле. А подвиги на этой войне — дело смертельно опасное.

Битву за Петроград мы все-таки выиграли. Ее настоящими героями оказались простые штурмовики. Они гибли целыми ротами, но выбивали демонов одного за другим. В госпитале раненые рассказывали, что, бывало, штурмовиков высаживали с дирижаблей прямо на прущую в атаку нечисть. Такая тактика, понятное дело, популярности командованию не прибавляла, однако, надо признать, результат у нее был.

Спустя две недели демоны закончились. Без их руководства армия нечисти быстро распалась на отдельные банды, которые большей частью мародерствовали и дрались за добычу между собой. Те же, кто продолжал атаковать, действовали сами по себе и откровенно наобум.

Доходило до смешного. Как-то раз сотня бесов с саблями и пистолетами напали на колонну из дюжины броневиков. И нет бы хоть засаду устроили. Нет, выскочили из деревеньки, которую грабили, и со всех ног ломанули к ним через чистое поле прямо в лоб. Экипажи броневиков потом похвалялись, будто бы перебили всех ровно за одну минуту. Может, и приврали малость, но в эти дни с фронта шли сплошь победные реляции.

В два дня мы вернули всё, что потеряли за последние две недели. Под Лугой сожгли недостроенное гнездо демонов. На волне успеха в войсках уже поговаривали о скором снятии осады с Новгорода, но, как говаривал ныне покойный отец Кондрат:

— Военное счастье — самая непостоянная девица на свете.

Второго мая демоны появились снова и разгромили 37-ю дивизию под Нарвой.

В ночь на третье мая меня выдернули из госпиталя отдельным приказом. Даже не дождались утра, когда у меня была назначена выписка. Да что там, когда нарочный вручил мне приказ, на бумаге еще чернила не просохли. Я спросонья неаккуратно ее взял, так пару строчек слегка смазал.

— Одевайтесь скорее, — сказал мне нарочный. — Автомобиль ждет вас у главного входа.

Надо же, за мной даже автомобиль прислали!

— А к чему такая спешка? — спросил я.

— Всё, что вам надо знать, изложено в приказе, — последовал холодный ответ.

В приказе было сказано лишь то, что меня временно прикомандировали к отдельной полуроте штурмовиков. Вообще это дело обычное, когда им срочно требовался какой-то специалист. На моей памяти чаще всего так саперов рекрутировали. Снайперов у них всегда своих хватало. Причем для них же снайпер — это не просто меткий стрелок, а в первую голову — настоящий охотник на демонов. Впрочем, я теперь считался именно таковым. Однако если они всерьез рассчитывали на меня в этом вопросе, то я бы сказал, что это они напрасно.

Нарочный подвёз меня на автомобиле до аэродрома. Всю дорогу он молчал и хмурился. Уж не знаю, на что он там дулся. То ли сам на подвиг рвался — я бы, кстати, не глядя махнулся с ним местами — то ли просто обидно было ему быть у меня в шоферах. Всё-таки нарочный при штабе армии — это серьезно, а меня лишь на днях за демона до младшего унтер-офицера повысили. Зато домчал с ветерком.

В аэропорту стоял под парами штурмовой дирижабль. На фоне огромных транспортов он казался маленьким серым пузаном. Наверное, его можно было бы сравнить с воробышком, но дюжина пулеметов сразу и недвусмысленно намекали, что это — птица посерьезнее. На борту огромными золочеными буквами было начертано: "Орёл". Известное имя, кстати. Этот "Орёл" не так давно потопил в Моонзунде дредноут с одержимыми. Петроградские газеты об этом целую неделю трубили во всех подробностях, пока на фронте хвастаться было нечем.